Высший Дерини
Шрифт:
Кардиель, будучи не с силах справиться с волнением, широкими шагами ходил взад-вперед, энергично жестикулируя.
— Слушай, Денис. Хотя и следовало бы быть более осторожным, но я все же склоняюсь к тому, чтобы поверить им. Их рассказ очень правдоподобен, в отличие от тех, что мы слышали раньше. А кроме того, он во многом согласуется с рассказом Горони, хотя события трактуются с другой точки зрения. Честно говоря, не вижу, как они могли поступить иначе и остаться при этом в живых. Я, наверное, на их месте сделал
— Даже применил бы магию?
— Если бы мог, да.
Арлиан в рассеянности прикусил одно звено цепи:
— Мне кажется, ты смотришь не с той позиции, Томас. Дело не в том, что они сделали, а в том, что они применили магию.
— Но они применили ее для спасения своих жизней!
— Но мы всегда учили народ, что магия — это зло, грех.
— А может быть, мы не правы. Так бывало не раз. Ведь если бы Морган и Дункан не были Дерини и явились бы к нам за прощением, то они были бы прощены.
— Они Дерини, они отлучены от церкви, и грехи им не отпущены, — сказал Арлиан. — Ты должен признать, что основное их прегрешение в том, что они Дерини. А разве это правильно? Разве справедливо судить человека за то, что он родился Дерини? Ведь они же не сами выбирали себе родителей!
Кардиель яростно потряс головой:
— Конечно, несправедливо. Это так же смехотворно, как говорить, что человек с голубыми глазами лучше, чем с серыми. Ведь цвет глаз изменить невозможно, — он порывисто махнул рукой. — Человека можно судить только по его делам, а не по цвету глаз, расе и тому подобному.
— У моей матери были серые глаза, — засмеялся Арлиан.
— Ты знаешь, о чем я говорю.
— Знаю, но глаза, серые или голубые, это одно дело, а добро и зло — совсем другое. Я вовсе не убежден, что человек, рожденный Дерини, воплощает в себе зло. Но как эту простую истину вдолбить простому человеку, которого уже три столетия учат ненавидеть Дерини? Другими словами, как доказать, что Дункан и Морган не творят зло, хотя глава церкви утверждает обратное? А ты сам полностью убежден в этом?
— Не знаю, — пробормотал Кардиель, избегая взгляда Арлиана. — Но, может быть, нам иногда следует довериться слепой вере и отрешиться от метафизики, религиозных догм и от всего того, что диктуют нам нормы и правила?
— О, если бы все было так просто, — тихо вздохнул Арлиан.
— Именно сейчас нужно так поступить, но если я ошибаюсь относительно Дерини, если они действительно воплощение зла, как считалось в течение трех столетий, то мы все пропадем. Ведь тогда Морган и Дункан предадут нас, и наш король-Дерини тоже. И Венсит из Торента пронесется по Гвинеду, как карающий меч.
Арлиан долго стоял молча, торжественно. Его пальцы перебирали цепь нагрудного креста. Затем он подошел к Кардиелю, положил ему руку на плечо и медленно повел в правое крыло молельни, где на полу четко вырисовывалось мозаичное украшение.
— Идем.
Кардиель озадаченно посмотрел на коллегу, когда они остановились у алтаря.
Их освещал белый свет лампы. Лицо Арлиана было непроницаемым.
— Я не понимаю, — пробормотал Кардиель.
— Ты не знаешь, что я хочу показать тебе, — почти грубо сказал Арлиан. — Посмотри на потолок — туда, где скрещиваются балки.
— Но там ничего… — начал Кардиель, вглядываясь в полумрак.
Арлиан закрыл глаза, и в его голове начали формироваться слова.
Он почувствовал под ногами знакомую вибрацию Перехода. Крепко прижав Кардиеля к себе, он проник в его мозг и привел заклинание в действие.
Раздался изумленный возглас Кардиеля, и затем молельня опустела.
Они находились в абсолютном мраке.
Кардиель, как пьяный, переступал с ноги на ногу. Руки его судорожно искали опору. Арлиан отошел от него, и Кардиель ничего не видел в темноте. Его мозг бешено работал, пытаясь найти рациональное объяснение случившемуся.
Кардиель стремился сориентироваться в этой кромешной тьме, абсолютной тишине. Он осторожно выпрямился, вытянул вперед руку и стал обшаривать воздух перед собой.
Наконец, собрав все свое мужество, он заговорил, стараясь отогнать жуткие подозрения, зародившиеся в его мозгу.
— Денис, — прошептал он, страшась, что не услышит ответа.
— Я здесь, друг мой.
В нескольких ярдах позади него послышалось шуршание одежды, и вслед затем сверкнул ослепительно белый свет.
Кардиель медленно повернулся. Его лицо побелело, когда он увидел источник света.
Арлиан стоял в мягком белом сиянии. Серебристый ореол вокруг мерцал, пульсировал, как будто был живым существом его головы.
Лицо Арлиана было спокойным, в фиолетово-голубых глазах светилась мягкость.
В руках он держал сферу серебряного пламени, бросающего свет на его лицо, руки, на складки одежды.
Кардиель смотрел с изумлением. Глаза его расширились, и удары сердца гулко отдавались в ушах. Затем все вокруг завертелось, темные вихри подхватили его, и он начал падать.
Следующим ощущением было то, что он лежит на чем-то мягком с крепко закрытыми глазами.
Чья-то рука приподняла его голову и поднесла к губам бокал. Он выпил, почти не сознавая, что делает, и открыл глаза, когда холодное вино обожгло ему горло.
Над ним склонился встревоженный Арлиан со стеклянным бокалом в руке.
Он облегченно улыбнулся, встретив взгляд Кардиеля.
Кардиель моргнул и снова взглянул на Арлиана.
Образ не исчез, остался реальностью. Однако теперь у него не было серебряного нимба, и комнату освещали обычные свечи в подсвечниках. В камине слева горел небольшой огонь, и Кардиель различил смутные очертания мебели.