Высший пилотаж
Шрифт:
Это — тоже из Ветхого завета? Нет, я что-то путаю, там было иначе. Да, иначе: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились».
Да, я видел ее обнаженной. Она сбросила халатик, перепачканный глиной.
Неужели той самою глиной, из которой Бог создал меня, человека? Но мое имя не Адам, а Иоанн. Тоже, впрочем, библейское. Отец постарался, он у меня склонен к патетике... Я — Иоанн Алексеевич Соколов.
Я живу в конце двадцатого века, и мне тридцать лет.
Или я — первый на Земле человек и создан через семь дней после сотворения мира? Потому что если это не так, то кто же та девушка, которая была рядом со мной?
Почему-то я раздет. А, ну это естественно. Сказано же: оба были наги.
А потом она накинула цветастый сарафан с пышными оборками. Но ее хрупкие плечики остались неприкрытыми. Она склонялась надо мной, и кожу мою щекотал кончик золотистой косы, похожей на спелый пшеничный колос.
Какое странное тут освещение. Откуда-то проникают лучи всех цветов радуги. Так это действительно рай? Вот уж не считал себя столь безгрешным, чтобы после смерти попасть сюда.
Какой такой смерти? Меня ведь только что сотворили. И ее — тоже. Доказательство — мое сломанное ребро: вот же, я ощупываю это место и убеждаюсь, что прав.
Так кто же я?
И кто она?
И где она?
— Где ты? Вернись, ты нужна мне!
Неужели опять провалюсь в темноту, так и не дождавшись ее? Да, проваливаюсь...
Глава 5
МЕДОСМОТР
— Ба, Мери собственной персоной! Милости просим, всегда рады!
Антон Белецкий, потирая от удовольствия костлявые руки, поднялся ей навстречу.
— Извини, — сказала Маша, — я стучалась, но, наверное, из-за грома не было слышно.
— Ничего-ничего, так даже интереснее. Раздевайся скорее, в этой клеенке ты напоминаешь трупик из морга. Там их, холодненьких, таким вот целлофанчиком укрывают. А я, признаться, отнюдь не некрофил. Предпочитаю, знаешь ли, живое женское тело.
— Ой, Антон, перестань, — поморщилась она. — Я по делу.
— Дело — тело. Стихи, а? Рифма. Мери, ты моя муза. Вдохновляешь.
— Мне нужно срочно позвонить.
— Надеюсь, мамочке? Не любовнику?
— В «скорую».
— Мы заболели? У нас сопельки?
Антон преграждал ей путь к телефонному аппарату, облаченный в роскошный махровый халат, который еще сильнее подчеркивал его неестественную худобу.
Маша разозлилась: она теряла драгоценное время. Сухо произнесла:
— Нет, у нас не сопельки. У нас СПИДик. Так что не прикасайся ко мне, пожалуйста, ради твоей же безопасности. И трубку после меня продезинфицируй.
— Ах какой пассаж! Мери у нас вирусоноситель! Мери имела дело с африканцами! Ну и как впечатление?
— Экстаз, — отрезала она и, поскольку Белецкий так и не посторонился, пронырнула у него под локтем.
Схватила телефонную трубку. Гудка не было. Она несколько раз наудачу набирала «03», потом била по рычажкам, потом снова набирала — безуспешно.
Белецкий скептически наблюдал за ее бесплодными усилиями, явно получая от этого удовольствие. Наконец хмыкнул:
— Да линия с утра не работает. Видно, грозой повредило кабель.
— Что ж ты сразу не сказал?
— А ты спрашивала?
Что теперь делать? Маша была в отчаянии. А впрочем, Антон... он хоть и не врач, но биолог все же. Должен знать, как устроен человеческий организм. Может, осмотрев больного, поймет, где и что у него не в порядке.
— Антон. — Изо всех сил она старалась подавить в себе враждебность к этому человеку. — Помоги мне, пожалуйста.
— Скоротать часы одиночества? — тут же с готовностью отозвался он. — Буду счастлив, даже несмотря на вирус иммунодефицита.
— Я вполне серьезно. Прошу тебя, хоть на время оставь свои шуточки. Это очень важно, правда. У меня там лежит человек, и ему совсем плохо.
Белецкий присвистнул:
— Человек мужского пола?
— Ну мужского. Какая разница? Он болен.
— Заразился?!
— Ранен.
Маша с трудом сдерживалась. Антон же изгалялся: безошибочно почувствовал, что сейчас имеет полную власть над ней.
— Я вижу, тебя всю трясет, Мери. Неравнодушна к нему, да? Признайся.
— Мы с ним не знакомы.
— Ха-ха-ха, рассказывай! Мария Николаевна Колосова — и чтоб с незнакомцем, с первым встречным? Это на вас не похоже. Вы же у нас тургеневская девушка, вас не тронь!
— Идем же скорее!
— А что мне за это обломится? Я человек корыстный. Иными словами — деловой. Только, чур, сразу оговорюсь: деньги меня не интересуют.
«Подлец, подонок, тварь, задушила бы его собственными руками! — Как жаль, что сейчас нельзя было высказать эти мысли вслух. — Желает унизить меня. Никогда бы не стерпела этого, но... человеческая жизнь дороже».
— Хочешь, на колени перед тобой встану?
— На колени... Гм, это мысль. Только не встанешь, а сядешь. Усядешься ко мне на коленки прямо при этом твоем... с которым, как ты уверяешь, не знакома.
«Досчитать до десяти, чтобы не вцепиться в него. Раз... Нет, некогда. И так сдержусь».
— Хорошо, согласна. Одевайся.
— Э нет. Идти, так уж прямо в халате. Весь смак в том, чтоб ты, недотрога, села мне на голые колени. Го-лы-е. А теперь — пусти меня под свой мертвецкий целлофанчик. Мокнуть под дождем не в кайф.
Бегом, не разбирая дороги, пересекли они два неосвоенных участка, разделявшие их дачи. Ввалились в горницу обнявшись. Со стороны могли бы показаться влюбленными. Сбросили на пол мокрый целлофан.
Их встретил направленный в упор пронзительный взгляд жгучих черных глаз.