Выстрел из вечности

Шилов Павел

На востоке уже загорелась алая заря. Мать не спала и, глядя мне прямо в глаза, которые я отводил в сторону, спросила:

– Сынок, где же ты был столько времени?

Я молчал, спешно собирая чемодан.

– Коля, что случилось? Почему так спешно уезжаешь? – сказала она, – видно эта подстилушка перешла вам дорогу с Васькой.

Что я ей мог ответить? Сказать, что я люблю Людку, только посмеётся, о ней такая молва идёт по всей округе, тем более она замужем за моим другом.

– Ждала, ждала я тебя, а ты и не погостил, – сокрушённо качала головой мама.

– Прости меня, мама, дела, – сказал я и отвернулся.

Она всё поняла и замолчала.

«Материнское сердце не обманешь», – подумал я и вышел.

Метеор отходил в восемь десять. На пристани народу

было очень мало, знакомых никого. Я обвёл взглядом крутой берег, ожидая увидеть там Людку, но её нигде не было. В душу закралась обида: «Так уж ты меня любишь, если не чувствуешь зова моего сердца». Я посмотрел на дом Кошелева, где ожидал и надеялся ещё увидеть её, но нет – мои позывные она не слышала. Подошёл «Метеор», люди вошли в салон. Я сел на своё место и задумался. Выдохнув облако чёрного дыма, вздрогнул мотор, заговорил, отозвавшись болью в моём сердце. Я ещё чего-то ждал, на что-то надеялся.

– Смотрите! – услышал я голос парня. – Невеста.

Я посмотрел на берег. На высоком валуне, где мы с Людкой оставили свои автографы, стояла она в белом подвенечном платье с фатой. Её распущенные по плечам волосы развевались на ветру. Взяв фату в руки, она парила будто птица, стремясь догнать уходящий метеор. Руки-крылья Людка подняла вверх.

– Волшебница, – прошептал я, что было услышано всеми пассажирами салона. На меня посмотрели, как на сумасшедшего и кто-то кольнул едко и направленно:

– Со свадьбы сбежал – герой. Она вся к нему стремится, а он – тьфу – слюнтяй, бежит от своего счастья. Какая красотка, да она и на самом деле – белая чайка. Нет, не понимают мужики. Эх, мне бы такую. Боже, везёт же некоторым.

Я очнулся, осмотрел берег. Рыбаки собирали невод. Васька неотрывно смотрел на жену и шарил рукой по лодке, повторяя заученные движения с рыбой. И, найдя её, мстил за свою беду птицам. Мне слышался его печальный голос, похожий на нервный срыв: «Стер.., милая белокурая чайка». Конечно, на таком расстоянии я не мог ничего слышать, это были отзвуки в моей душе слов, слышанных вчера на рыбалке. Людка будто подслушала моё колебание. Она резко махнула руками с фатой. Мне показалось, что она летит с обрыва, где берег усыпан крупными камнями. Я рванулся, забыв обо всём на свете, повторяя одно и то же:

– Милая, я вернусь, вернусь, вот только приеду в город и сразу напишу.

Я ничего не видел кроме просветлевшего Людкиного лица.

Метеор, набирая скорость, уходил. Людка всё так же стояла на нашем валуне, летела вслед, надеялась, любила. Волга несла полноводные воды, била по крыльям судна, плескалась зеленоватыми брызгами, а я думал, как мы заживём с Людкой в городе после стольких мытарств и непонимания. Ещё в метеоре я написал ей письмо и отправил, ждал, но ответа не поступило. А ровно через неделю я получил письмо от мамы, в котором она сообщала, что Людка, председателева-то дочка, что удумала, надела подвенечное платье, да и сиганула с валуна на острые камни.

– Людка, Людка, – шептал я, – что же ты наделала? Видно, твоя душа теперь будет всегда со мной и уже невестой, если она отлетела вслед за мной.

Дерево смерти

После того, что здесь происходило, и, когда вскрылась истинная картина, дерево это спилили и на месте его устроили огромное кострище, потом поставили большой православный крест. Люди, приехавшие сюда, когда узнали, где погибли их знакомые и родственники, приносили цветы и молились за упокой души безвинно убиенных. Сколько здесь пострадало людей, никто толком и не знает.

Три дома на берегу безымянной речушки, когда-то брошенные людьми, оказались пристанищем для бандитов из Чеченской республики. Загнанный в ловушку, объявленный в международный розыск Гришка Белкин, принявший мусульманство, решил отсидеться в лесу. Он был молод и силён, но свою энергию не знал куда выплеснуть. И когда попал в плен, видя, что человек неуравновешенный, ему предложили принять ислам, иначе смерть. Он видел, как боевики отрезали головы нашим ребятам, которые отказались им служить, бросали их в глубокие ямы, делали из них рабов. Белкин не хотел вот так пропасть, как пропадали другие и поэтому с радостью принял ислам. Его учили уму-разуму, и он как губка впитывал все наставления и приказы лидеров банд-групп. Вскоре его усердность заметили, и ему стали доверять важные задания. В одном из аулов дали ему дом, выделили участок земли, где он должен отдыхать и залечивать раны, если они вдруг у него окажутся. Ему предлагали жениться, но он категорически отказался, мол, успею ещё. А сам думал только о Гальке Смородиной, которая от него отказалась, да при том, ещё и надсмеялась. Боль и обида не проходила. Ночами он скрипел зубами и думал, как он её похитит и будет наслаждаться ею всласть, как с продажной девкой, потом раздетую выкинет её на мороз на съедение своим собакам, которых он, конечно, заведёт и будет кормить их человеческим мясом. Но не всё так, как ему хотелось, у него шло. Думы думами, но в этом ауле он оставаться не хотел. Его тянуло в свою деревушку, где он был унижен и оскорблён. Он понял, что его обложили и вот-вот должны взять или уничтожить. Он решил бежать, и ни куда-то там, а поближе к дому, где он родился и вырос. И умирать ему, если это придётся, будет легче. Могилку отца, который погиб при ограблении сельского магазина, Гришка хорошо помнит. Дурак сторож выстрелил из ружья, когда отец Белкина на лошади хотел убежать. Но дробь, выпущенная из ружья сторожем, настигла его в самое неподходящее время. Отец Белкина долго болел и умер, а Гришку – сынка его, забрили в армию. Правда, он успел в деревенской драке по пьянке грохнуть того сторожа по голове чем-то тяжёлым, который не приходя в себя, умер на больничной койке. Кто грохнул сторожа, так и осталось нераскрытым. Народ, правда, указывал, кто это сделал, но приехавшая полиция, не обратила на эти факты никакого внимания. Похоронили старика, а Гришка Белкин ушёл в армию. К своему несчастью он оказался в роте десантников, да ещё, как назло, вместе со своим деревенским парнем Максимом Рубашкиным, от которого претерпел столько горя и обид.

Здесь на этом хуторе он уже появился, под кличкой, как Шам Бас. Имя и фамилию он придумал сам себе и очень гордился этим, правда, об этом он никому не говорил. Имя прославленного руководителя банд подполья он не хотел чернить и пользовался им только тогда, когда считал нужным. За особые зверства по отношению к русскому народу был удостоен премии Шам Баса. И всё шло у него очень хорошо. Но последние дни ему изменила фортуна. И он был рад этому. «Хоть немного поживу и пошикую, – думал он, – а потом хоть трын-трава, можно и умереть».

Он знал, что эта деревня опустела ещё в Советское время. Кто захотел, увезли свои дома и построили их поближе к цивилизации. А эти три дома остались от людей, которые умерли и похоронены на сельском кладбище, что возвышается недалеко от деревни в небольшом лесу. Думы Гришки шли далеко. И первая была очень болезненная, которая не давала ему покоя ни днём, ни ночью. Перед глазами стояла Галька Смородина. Она улыбалась ехидненько и странно. И была для него недосягаема. Он видел её глаза, лицо и красивый стан. Но он хорошо понимал, что это не его зазноба, но где-то там внутри стояла болезненная заноза, а почему она должна принадлежать Максиму, а не мне. Что я хуже его? Он взял руку девушки и заглянул ей в карие выразительные глаза. Уже хотел было ей объясниться в любви, но она так повела взглядом, что у Гришки мороз пошёл по коже. Дверь клуба распахнулась, и оттуда выскочил слегка под хмельком Максим Рубашкин. Он, немного думая, схватил Белкина за шиворот, тряхнул его и выдохнул со злостью в голосе:

– Куда лезешь – чувырло. Это моя девушка.

Он, размахнувшись что было моченьки, ударил Гришку под дых. И когда тот свернулся, ребром руки ударил по шее. Гришка упал под куст и долго не мог прийти в себя. Сколько так продолжалось, он, конечно, не знал. Болела шея, как будто её раздробили, и грудь. Танцы в клубе видимо давно уже кончились. Свет в посёлке не горел, и только небо было звёздное и ясное. Слегка дул южный ветерок. Белкин хотел встать и не мог. Его бросило снова на землю. Он, хватаясь за куст, выдавил из себя: