Выстрел на Рождество
Шрифт:
Марина тяжело вздохнула.
— Помните, какие времена тогда были? Начало девяностых. Виктор даже вагоны разгружал, чтобы немного заработать, но что он мог сделать? На уровень моих родителей он все равно не тянул. И это его, похоже, угнетало. На Новый год даже случился такой казус. Он купил мне медальон, такой кулон из янтаря, специально ездил, выбирал его. А отец подарил мне кулон с небольшим драгоценным камнем, который стоил раз в сто дороже. И я, дура молодая, похвасталась перед Виктором этим кулоном. Я помню, как он прореагировал. У него даже лицо потемнело. Сейчас вспоминаю — стыдно становится, какая я дура была. Наверно, отец подарил этот кулон намеренно, ему моя мать подсказала. Чтобы еще и показать Виктору, какие подарки нужно дарить. Но он же не виноват,
Раздался телефонный звонок, но она даже не повернула голову. Телефон позвонил несколько раз и замолк.
— Я его любила, — продолжала Марина, — очень любила. Несколько раз пыталась ему позвонить, но он не хотел со мной разговаривать. Сказывался его характер. А я была молодой, глупой, слушала свою мать, которая считала, что я найду себе другого мужа. Более состоятельного и более солидного. Потом я перестала звонить. И он перестал мне звонить. Мы встретились только в загсе. Оба считали виноватыми друг друга. Нас тогда развели через загс. Никаких имущественных претензий у нас не было и детей не было. Мы успели наговорить друг другу еще несколько обидных фраз. Как вспоминаю, так стыдно становится. Просто стыдно. Через год он уехал в Санкт-Петербург, они начинали новое дело с братом. А я осталась в Москве… Вот такая невеселая история моего первого замужества. Через несколько лет я встретила моего нынешнего мужа. Мечту моей мамы. Состоятельного, солидного вдовца. Доктора наук, известного ученого и к тому же делавшего стремительную карьеру. Ему было уже за сорок. Мне двадцать шесть. Вы, наверно, думаете, что это был брак по расчету? Ничего подобного. Леонид Петрович оказался очень порядочным, умным, тонким, деликатным человеком. Я ничего от него не скрывала. И сразу почувствовала в нем такую надежную опору. Любая женщина только мечтает о таком муже. Надежном, порядочном, который может угадывать ваши мечты, делать для вас каждый день праздником. Честное слово, правда. Вы, видимо, считаете меня такой наивной дурой. Сначала влюбилась без памяти в первого мужа, потом повезло со вторым. Но все так и было. Я была безумно влюблена в Виктора и, наверно, люблю его до сих пор. Он был моим первым мужчиной, первым человеком, которого я полюбила. А Леонид Петрович — это совсем другое. Он мне как самый надежный друг. Как мой отец, как наставник. Вот такая я счастливая дура. Встретила двух мужчин в своей жизни и в обоих влюбилась. Вы думаете, что так не бывает?
— Бывает, — серьезно ответил Дронго, — еще как бывает.
— У Леонида Петровича была дочка. Уже взрослая. Она как раз оканчивала школу. Ей было семнадцать. И мы с ней очень подружились. Потом я родила сына. А она вышла замуж и родила двух девочек-близняшек. Вот какое у нас большое семейство. Но по закону соответствия все бывает по очереди. Счастье и несчастье. Два года назад умерла моя мать. Перед смертью она попросила у меня прощения. Сказала, что очень рада моей счастливой семейной жизни с Леонидом Петровичем и попросила прощения за Виктора. Сказала, что тогда была не права. Вот такое запоздалое признание. Может, она что-то почувствовала? Не знаю. Теперь уже никогда не узнаю. И знаете, что она мне посоветовала? Родить еще одного ребенка. Девочку. Чтобы у меня была своя дочь. И чтобы я не повторила ее ошибок, — она отвернулась и стерла набежавшую слезу.
Он молчал. Иногда лучше молчать, чтобы не мешать подобной исповеди.
— Когда мне сообщили о том, что случилось в Гоффорде, — продолжала Марина, — я была просто в ужасе. И потом подумала, что это я во всем виновата. Это ведь я оттолкнула его в молодости, это я сделала из него такого неуравновешенного неврастеника. Он таким не был. Он мог стать совсем другим. Я иногда читала про его безумные выходки, про его встречи с разными женщинами. Он словно мстил мне и своей прежней жизни. Вы можете мне не поверить, но он никогда мне не изменял. И я ему не изменяла. Мы
Я немного слышала об этой Злате. Красивая молодая женщина. Она могла поехать и с Виктором, и с кем-то другим. Могла вообще не поехать и остаться в Москве. Но она выбрала Виктора. Возможно, на свою беду, не знаю.
— Вы считаете, что он мог выстрелить в эту молодую женщину? — спросил Дронго.
— Не знаю. Раньше я могла бы поручиться за Виктора. Он бы никогда не позволил себе обидеть женщину, никогда бы не стал в нее стрелять. А теперь не знаю. Прошло столько лет, он так изменился. Говорят, что он однажды устроил безобразную драку в Киеве. Они были там с мужем его сестры. И получили даже по пятнадцать суток. Это так на него похоже…
— Меня попросил о помощи Игорь Дегтярев, его старший брат, — сообщил Дронго. — Он считает, что Виктор не стрелял в Злату.
— Тогда кто стрелял? — спросила она. — Насколько я поняла, там не было чужих. Только своя семья. Кто тогда мог убить Злату и свалить все это на Виктора? Я читала английские газеты, там, кроме Виктора и Игоря, был еще один мужчина, ухажер Вали. Зачем ему убивать Злату? И еще какой-то садовник, переехавший в Шотландию из Карелии. Непонятно, где они его нашли.
— Игорь видел своего брата сразу после случившегося. И уверяет меня, что Виктор не стрелял. Он в этом уверен.
— Тогда кто? — нахмурилась Марина.
— Пока не знаю. Я пытаюсь это выяснить.
— Находясь в Москве? — спросила она.
— Не только. Я улетаю завтра. Но вашу иронию оценил. Мне нужно было встретиться с ухажером Валентины, как вы его назвали. С ее бывшим мужем — Григорием Лапесским — и с вами. Я должен был понять характер Виктора, прежде чем полечу в замок Гоффорда.
— Сейчас он изменился, — повторила Марина, — и я не могу вам сказать, каким он стал. Просто не могу. Но раньше он бы никогда не позволил себе выстрелить в женщину, это я знаю наверняка.
— Спасибо. — Дронго поднялся, взял руку женщины, наклонился и поцеловал. — Я желаю вам счастья, — тихо сказал он, — и чтобы вы родили еще девочку, похожую на вас.
Она улыбнулась сквозь слезы.
— Я почему-то верю, что вы ему поможете, — прошептала Марина.
— Сделаю все, что смогу. Последний вопрос. Какие у вас были отношения с Валентиной, его сестрой?
— Нормальные. Не скажу, что мы были в восторге друг от друга. Или были очень близки. Нет. Она похожа на мать. Достаточно скрытная и замкнутая. Всегда немного себе на уме. Она тогда была младше нас, еще училась в школе. В этом возрасте несколько лет имеют большое значение. Она очень переживала смерть отца, Валентина была его любимицей. Но вы можете понять: после двух мальчиков родилась девочка.
— Понимаю. До свидания, Марина Владимировна. И извините меня еще раз за вторжение.
— Ничего, — ответила она, — и если увидите Виктора, то передайте ему привет.
— Обязательно. — Дронго вышел из гостиной, надевая пальто. Домработница строго смотрела на него, словно подозревая, что он унесет с собой чужую верхнюю одежду.
Вернувшись в Москву, он позвонил Игорю Дегтяреву.
— Я сумел встретиться и переговорить со всеми, — сообщил Дронго, — завтра я вылетаю в Великобританию.
— Неужели вы смогли с ними переговорить? — не поверил Игорь. — Григорий обычно не любит вспоминать историю своей первой женитьбы, он терпеть не может Нурали и, кажется, просто ревнует своего сына к Халдарову. Во всяком случае, он уже несколько раз говорил, что после шестнадцати возьмет Алексея к себе. Хорошо, что он согласился с вами переговорить. А к Марине вообще трудно пробиться, учитывая статус ее супруга.
— Я бы не стал вас обманывать, — строго заметил Дронго. — Меня мама учила в детстве, что лгать нехорошо. С тех пор я стараюсь не врать, по возможности, конечно.