Выстрел на Рождество
Шрифт:
— Надеюсь, она не сказала, что я маньяк? — усмехнулся Дронго.
— Нечто в этом роде, — улыбнулась Дзидра, — во всяком случае, у вас опасная репутация, господин эксперт.
— Поэтому вы так быстро согласились меня принять? — добродушно уточнил Дронго.
— Конечно. А вы решили, что меня можно испугать завтрашним визитом Валентины? Все, что я хочу сказать или могу сказать, я повторю и в ее присутствии. Меня трудно остановить. И еще труднее испугать.
— Я не хотел вас пугать. Мне казалось логичным побеседовать с вами, пока в замке не так много людей. К тому же мне показалось,
— Будем считать, что я вам поверила. Насчет своей репутации вы ничего не сказали и ловко увели разговор в сторону.
— Мне нечего об этом говорить. Очевидно, ваша подруга осведомлена гораздо лучше. Вы не назовете ее имя?
— Нет, конечно, нет, — прикусила губу Дзидра.
— В таком случае я подтверждаю все, что она сказала. И насчет маньяка тоже.
Дзидра рассмеялась. В гостиную вошла Дороти, которая принесла поднос с двумя большими стаканами, наполненными золотистым напитком. Она поставила стаканы на столик и молча удалилась.
— Попробуйте, — предложила Дзидра.
Дронго взял свой стакан. Попробовал. Вкус был необычным. Мягким, обволакивающим и сладким.
— Немного ликера, немного апельсинового сока, немного коньяка, — задумчиво произнес Дронго, — еще неизвестный мне лимонад из винограда и… по-моему, она добавляет немного шампанского.
— Браво, — рассмеялась Дзидра, — почти все правильно. Виноградный и апельсиновый сок смешиваются в равных пропорциях. Остальное почти все правильно.
— Вкусно, — одобрительно произнес Дронго.
— Вот видите, — обрадовалась Дзидра, — итак, пробыв у нас всего около полутора часов, вы сразу заметили мои напряженные отношения с моей свекровью и отметили невоспитанность моей дочери.
— В ее возрасте все бывают радикалами, — попытался возразить Дронго.
— Не нужно меня успокаивать, — попросила Дзидра, — в ее возрасте я не хамила своей матери в присутствии посторонних. И вела себя гораздо сдержаннее. Очевидно, сказывается ее самостоятельная жизнь в Англии. Много денег, много возможностей, мой муж тайком от меня часто посылал ей большие суммы. Когда в таком юном возрасте тебе ни в чем не отказывают, ты начинаешь постепенно терять голову. Что и произошло. Она решила, что может вести себя как хочет, делать все, что хочет, и говорить тогда, когда хочет. Издержки не воспитания, а скорее отсутствия воспитания.
Было заметно, как она переживает. Ей было неприятно, что дочь сорвалась именно в тот момент, когда в доме были чужие.
— В ее возрасте это понятно, — снова успокоил ее Дронго, — не нужно так переживать. Мы все поняли правильно ее поведение.
— Не уверена…
— Можете мне поверить. Девочка перенесла самый настоящий шок. В вашем доме произошло убийство. Даже для взрослого человека это очень сильный психологический удар, а тем более для такой юной души.
— Да, — согласилась Дзидра, выпив почти половину своего напитка, — она действительно перенесла это убийство очень тяжело. Мы даже вызывали к ней психиатра, боялись за ее душевное здоровье. Да, вы правы. Конечно, смерть Златы была для нас всех настоящим потрясением…
— Вот видите, — Дронго еще раз
— Смело, — произнесла она, глядя ему в глаза, — но вы уверены, что я захочу быть с вами полностью откровенной?
— Почти уверен. Хотя бы для того, чтобы у меня была своя версия, отличная от версии полицейских. Есть нечто такое, что вы им не рассказали?
— Возможно, — кивнула она, — но откровенность — страшное оружие.
— И им можно серьезно пораниться, — в тон своей собеседнице произнес Дронго.
— Поэтому я и не хочу быть откровенной, — призналась Дзидра, — мне иногда кажется, что все должно идти так, как идет. И люди не должны вмешиваться в чужие судьбы. Возможно, сам бог решает, как нам поступать и как нам себя вести в той или иной ситуации.
— Не уверен, что бог будет заниматься каждым из нас, — возразил Дронго, — слишком хлопотно и нерационально.
— Тогда он дает каждому своего ангела. Злого и доброго. Смотря по настроению.
— У вас какой ангел? — уточнил Дронго.
— Злой. Конечно, злой. Я человек недобрый, это точно. А у вас?
— Не знаю. Но тогда, наверно, тоже злой. Я ведь не всегда приношу людям счастье. Некоторым я приношу несчастье. Тем, кого разоблачаю. Или уличаю в совершении преступления.
— И вы полагаете, что на этот раз вам тоже удастся что-то сделать?
— А вы думаете иначе?
— Убеждена.
— Почему?
Она выпила свой коктейль. Поставила стакан на столик. Достала из сумочки носовой платок, вытерла губы. И только затем спросила:
— Ваша репутация сексуального мачо соответствует действительности или это все выдумки?
— Конечно, выдумки. Посмотрите на меня. Я белый и пушистый, — пошутил он.
— Я серьезно вас спрашиваю.
— Не знаю. Как я могу ответить на этот вопрос? Сказать, что я известный ловелас? Глупо. Отрицать, что у меня были женщины и я знаю много людей, в том числе и в Москве, тоже глупо. Есть вопросы, на которые не бывает конкретного ответа, если вы не хотите выглядеть идиотом. Я могу узнать, почему вас интересует именно этот вопрос?
— Не из личного любопытства, — она достала из сумочки сигареты, предложила их своему гостю. Тот покачал головой. Она вытащила сигарету, щелкнула зажигалкой, закурила, — хотя из личного, наверно, было бы интересно, — томно улыбнулась она, — но я спросила вас только потому, что ваш ответ имел бы непосредственное отношение к вашему расследованию.
Он молча ждал, когда она наконец объяснит.
— Вы должны представлять себе поведение этой молодой особы. Я имею в виду погибшую, — продолжала Дзидра. — Раньше таких особ называли просто проститутками. Дорогими проститутками. У нас в Риге они обычно осаждали отели с иностранцами, и все соответственно к ним относились. А теперь эти проститутки стали звездами шоу-бизнеса, актрисами, певицами, дамами полусвета, кем угодно. Но все знают, что в душе они просто б… Извините меня за такую откровенность.