Выстрелы с той стороны
Шрифт:
Король, который к таким вещам относился куда менее философски, чуть сбавил скорость и повернулся назад:
— А что по этому поводу думает господин советник?
— А он, по-моему, не в курсе.
— Ну, почему ему начальник спецотдела не доложил, я понимаю. Ты ли свернешь шею Смирнову, Смирнов ли тебе — все ладно будет, он вас обоих не любит. А почему промолчал ты?
— Так неизвестно же, зачем Смирнов вызвался. Может быть, развлекается, может быть хочет показать, что в делах служебных к нему можно поворачиваться спиной. А может, он и не вызывался вовсе. Ему ведь могли и приказать. Козел отпущения, в случае чего, из него получится отменный. Так что, будь добр, Андрей, смотри по сторонам. Наше прикрытие вполне может держать на прицеле кто-то ещё.
Суслик кивнул, не открывая глаз.
Тула встретила холодным ветром и проливным дождём. Габриэлян успел промокнуть насквозь, пройдя пятнадцать метров между бордюром, к которому машину подвел Король, и крыльцом одноименной городу гостиницы среднего класса. Вообще-то по рангу им положено было жильё в тамошней цитадели, но гостиничный номер можно было обезопасить хотя бы на пару часов, а апартаменты — никак.
Гостиничный ресторан Король определил как "генделик". У него было три градации — "кабак", "генделик" и "гнидник". Пытаясь классифицировать тульское заведение, он какое-то время колебался между двумя последними, но когда попробовал кофе и записал телефон официантки, остановился всё-таки на "генделике".
Габриэлян же на официантку и ресторан не отвлекался, а сразу — с перерывом на душ и сухой халат — перешел к прикладной энтомологии. Жучки обнаружились во множестве, но — что ещё более интересно — его номер и номер Короля слушали ещё и по лучу. Оперативно работают тульские коллеги, ничего не скажешь. Да, соваться сюда инкогнито смысла точно не имело.
Ну что ж, господа, как вы к нам, так и мы к вам. Габриэлян включил телевизор, нашел футбол — как раз второй тайм "Аргентина-Чили" — и все сорок пять минут они с Королем азартно болели за обречённых чилийцев и мужественного Вальдеса, который пытался хоть как-то спасти положение команды, загубленной (на этом сошлись оба "тиффозо") тренером Миякавой.
Когда позвонил Кессель, на звонок ответил Миша.
— Да, Светочка, да, родная?
Официантку, у которой Миша записал телефон, звали Светой.
На этот раз Габриэлян точно знал ответ на вопрос "кто сторожит сторожей" — и это был Кессель. Габриэлян, как ни силился, не мог его заметить, и хорошо, потому что в этом случае его, скорее всего, пропустят и "сторожа" самого Габриэляна. Он мог бы поступить наоборот — взять с собой Суслика, а за группой поддержки поставить наблюдать Короля. Но для посторонних на Суслике было написано "телохранитель", а на Короле — "сборщик информации". В случае чего, Короля будут бить с силой, рассчитанной на человека. И ошибутся. Потому что хорошее "зеркало" отражает не только психологию. Физиологию тоже. И нападающим придется иметь дело не с человеком. А со старшим. Правда, ресурсов организма хватает при этом минут на шесть — но в двух предыдущих случаях этого оказалось достаточно.
По счастью или по несчастью, легенду для Тулы готовить было не нужно. Тула и без чёрной машины стояла в списке, если не перво-, то второочередных дел. Поскольку не далее как в пятницу портал «Россеть» опубликовал статью с видеоприложением о некоторых аспектах финансовой жизни города. Из материала следовало, что региональные власти и фармакологические и оружейные концерны прочно срослись боками, к основательному ущербу для центрального правительства. Тут интересны были не столько факты, о которых Аркадий Петрович был прекрасно осведомлён, сколько само обстоятельство публикации. Тула была далеко не единственным "княжеством". Предыдущий советник при правительстве ЕРФ лет десять назад начал потихоньку терять душевное равновесие и связь с реальностью. Самые умные и чуткие из региональных смотрящих засекли перемену на ранней стадии и начали — тоже очень осторожно — переключать все рычаги управления на себя. Как правило, не встречая никакого сопротивления со стороны "светской" власти — сохранить регион было важнее. После того, как господин Рождественский встретил в узком коридоре майора СБ Андрея Кесселя, как-то само собою стало понятно, что новый советник не станет спрашивать с подчиненных за то, что при других обстоятельствах сделал бы сам. Вернее, не станет в том случае, если они вернутся к докризисному образу действия. Конечно, на это тоже потребуется некоторое время.
Так что фактически тульская ситуация была секретом Полишинеля, а вот формально — вопиющим нарушением закона. И кто-то вдруг решил этим воспользоваться. Удивительно.
Еще удивительней было то, что на автора материала — Владислава Бондарева — в Туле с радующей душу оперативностью (знающему человеку сразу видно, что Фальковский — бывший партработник) завели дело об изнасиловании.
В общем, было зачем в Туле появиться личному глазу господина советника, было.
Габриэлян заехал в промзону, покрутился полчаса между одинаково глухими, празднично пёстрыми заборами. Бондарев получил информацию от Кислова, и нужно было тщательно отрясти прах с ног, прежде чем встречаться с Кисловым. Чтобы у "сторожей" сомнений не было в серьёзности намерений московского гостя. Кислов уже получил своё ото всех и отовсюду, но вот убрать его не убрали — соображали, что одновременная атака на Бондарева и Кислова заставит Москву шевелиться с удвоенной силой.
В принципе, в любом городе — да что там, в любом ПГТ — шли свои подковёрные войны, по накалу не уступающие столичным. Но вот Фальковский явно где-то перебрал меру, потому что его художества сдал «Россети» заместитель мэра, перспективный администратор, человек в трех шагах от инициации. И было очень трудно представить себе, чем именно Фальковский допёк этого самого Кислова, чтобы тот послал к Хель все — должность, пайцзу и обещание вечной жизни — и дал в открытый доступ материал, который, среди прочего, губил и его собственную карьеру.
Габриэлян предпочитал не представлять себе, а точно знать. И поэтому в два часа дня он стоял у калитки кисловской дачи, всем видом демонстрируя безобидность хрипящему на цепи псу — помеси немецкой овчарки и дворняги. Летом здесь, наверное, созревали замечательные яблоки, а сейчас охранять было нечего — разве что побеленные стволы и хищно-зелёную траву. Ну и хозяина, конечно.
— Цыц! — гаркнул, выйдя на крыльцо, коренастый усатый мужчина лет сорока пяти. Пёс мгновенно умолк — то ли оттого, что Кислов попал точно в собачью тональность, то ли ещё по какой-то причине.
— Вы из Москвы? — спросил бывший вице-мэр, втыкая большие пальцы за ремень джинсов.
— Да, — сказал Габриэлян. — Вот мой значок, — он приоткрыл лацкан пальто, показывая пайцзу.
Увидев блеск полированной стали, а не бронзы или золота, Кислов уважительно шевельнул усами.
— Пройдемте в дом. За мной следят. Вы в курсе?
— В курсе. За мной — тоже. Они считают, что я считаю, что я от них оторвался. Да, сейчас нас в радиусе двух метров не может слушать никто. Даже моё начальство.
В доме было тепло и светло. Обогреватели в стенах, чуть пригашенные по дневному времени трубочки "живого света" по обводам потолка. А в остальном — деревенское жильё. Только слишком чисто. Ни пылинки нигде. И явно не из пристрастия к аккуратности — собственная куртка хозяина валяется на диване, пепельница век нечищена.
— Не любите запах табака? — спросил Кислов.
— Не люблю. Но это несущественно. Вас уже, полагаю, и без того достаточно стеснили. Курите, пожалуйста.
— Чаю? Должен же я вам предложить хоть что-то, что вы можете со мной разделить. У меня "Дарджилинг", люблю крепкий — пьёте?