Выйди из-за тучки
Шрифт:
Я плохо осознавала себя тогда, потому что полный разрыв шаблона, я неадекватно воспринимала мир и окружающее пространство — несколько раз натыкалась на кресло, пытаясь пройти к шкафу, а когда добралась-таки до него, то не помнила — зачем и что делаю? Иногда я думаю что, если бы не ушла тогда выть на кухню и не разбудила Вовку, а он — Ленку за стенкой, то я просто двинулась бы умом. Она своим окриком сразу осадила меня и вернула в сознание, шокируя и, казалось бы — добивая своими рассуждениями. Но к ее уходу я уже более-менее ориентировалась в том, что происходило вокруг меня.
Сейчас
Изо всего этого вытекало, что он не понимал моих мотивов, плохо зная меня, как и я его тоже. За восемь лет брака мы изучили только хорошие стороны наших характеров. Плохие просто не было нужды проявлять — мы настолько идеально совпали в воспитании, основных вкусах и жизненных приоритетах, так виртуозно подстраивались друг под друга, стремясь сделать пребывание супруга рядом комфортнее, так радостно поступались всем, чем только могли ради любимого человека…
И это было правильно, потому что мы были счастливы. Но, в то же время, он не знал, на что я способна, если довести меня до края, до ручки. А я не знала — до какой черты может дойти он в своем упрямстве, отстаивая свои принципы. И уверовав в безошибочность своих решений в ситуации, когда наши мнения не совпадают категорически. Для меня это открытие нового Андрея стало настоящим ударом, а вот про меня он тогда еще ничего не понял.
С понедельника мы с Вовкой стали жать одни. Все было, как и раньше, когда Андрей бывал в командировках. Но теперь я знала, что он жил у другой. Опекая ее, оберегая, потворствуя ее прихотям — она добилась своего. Никто и никогда не собирается умирать, даже если есть прямая угроза жизни. Человек такой — он всегда надеется. И она надеялась — жить с ним. И уж точно не собиралась отпускать, уже тогда шантажируя истерическими припадками. Не собиралась разбивать семью? Он что — совсем…?! Бесполезно…
Он уже спит с ней — билось в голове? Нет, так сразу она к нему не полезет. Но Лена права — это вопрос времени. И мне нельзя допустить, чтобы это раздавило меня. И я подсела на таблетки. Хорошие успокаивающие таблетки, которые посоветовала мне медсестра в нашем школьном медпункте. Я ей — симптомы, она мне — лечение и рекомендацию посетить врача. Для начала терапевта, потому что сильный стресс может сказаться на любом из органов, а в первую очередь на сердечнососудистой системе. Я пообещала что посещу, но только в отпуске. Сейчас времени не было.
В первый же вечер позвонил Андрей, очевидно спросить, как у нас дела. Я поставила на беззвучку. И всю неделю на его звонки не отвечала. Нужно было привыкать жить без него. Труднее всего было ночью, когда ничего не отвлекало от мыслей. Потому что сразу любить не перестанешь. И все хорошее, что между нами было, вмиг не забудешь. И проклятую надежду, что он одумается и вернется, усилием воли не истребишь. Я прогнала бы его тогда, прогнала однозначно, потому что кипела от злости и обиды, но как же я ждала…
Вечерами в то время, когда он обычно приходил с работы, я прислушивалась к шагам в подъезде, к хлопкам наружной входной двери. Вздрагивала от громких звуков. Меня тянуло посмотреть в окно. На улице я незаметно оглядывалась — вдруг он так сильно соскучился, что стоит где-нибудь за углом и наблюдает за нами с Вовкой, раскаиваясь и боясь подойти? Я продолжала жить неистребимой женской дурью, которая не поддается никакой логике — надеждой, не имеющей под собой никакого основания. Верила до последнего… или хотела верить? Меня недостаточно «макнули»?
ГЛАВА 14
Мимо проносились поля, домики, но, в основном — леса. Наступил июль, и мы с сыном ехали в отпуск. Тетя Риса жила в небольшом поселке на севере Вологодской области. Места там были лесистые и глухие, и от железнодорожной станции еще около часа нужно было ехать на автобусе. Вовчик спал, а я, подперев щеку рукой, смотрела из окна поезда. Всегда любила это делать, а еще — спать под ритмичный перестук колес. Но теперь они почему-то не стучали так громко, как в детстве. Я поинтересовалась у проводника и узнала, что сейчас новая технология укладки рельсов — бесшовная, со сваркой. Нет стыков — нет и стуков, а жаль…
В основном, пассажиры нашего плацкартного вагона ехали до самого Архангельска, потому что по дороге от Питера и в самой Вологде народ особо не поменялся. Было жарко и шумно, зато спокойно. В купе хуже. Там помещение закрытое и обзор ограничен, а еще попутчики… в те немногие разы, что я ездила в купе, мне с ними не повезло. В плацкарте проще. Будто бы и людей больше, но каждый как-то эмоционально отгорожен от других. Знакомиться между собой не обязательно, поддерживать разговор — тем более. Я и не поддерживала. Мы с Вовкой занимались друг другом.
Правда, имел место небольшой инцидент — я настоятельно попросила его тихо посидеть и подождать, пока мама сходит в туалет. Сын громко поинтересовался — с какой именно целью я туда собралась и так же громко перечислил варианты. Я ему на ухо назвала нужный и объяснила, что такие вещи в голос не обсуждаются. Он кивнул и я ушла. А, вернувшись, обнаружила на нашей нижней полке незнакомого парня, прижимающего к лицу носовой платок. Мой сын что-то тихо шептал ему на ухо, а тот внимательно слушал.
— Здравствуйте, — кивнула я парню и уставилась на Вовку: — Володя, не надоедай, пожалуйста, дяде. Извините, ему просто скучно, вот и…
И увидела ссадину возле глаза у парня, симпатичного, надо сказать. Моложе меня лет на пять, не меньше — лет двадцати трех.
— Ничего страшного. Я присмотрел за ним, пока вас не было. Уже ухожу. Правильно воспитываете мужика, — подмигнул он мне больным глазом и скривился. А потом ушел за перегородку. Я повернулась к Вовке и подняла бровь. Он обнял меня за шею и щекотно зашептал в самое ухо: