Выйди из-за тучки
Шрифт:
Я слышала.
Наверное…, да какой — наверное?! Просто — многие и многие женщины до меня узнавали об измене так или иначе — от самого мужа, от подруг или знакомых, совершенно случайно… Мне кажется, что все они не могли чувствовать одинаково, у каждой была своя реакция на такое… известие. Я же не чувствовала ни-че-го. Сейчас-то понятно, что это был эмоциональный шок. Я слышала ушами, чувствовала на себе его руки, а мозг завис. И не скажешь, что полностью отключился, нет. Просто он не продуцировал мысли, от слова «совсем». То состояние напоминало… когда мучительно пытаешься что-то вспомнить, а оно не получается. Ты напрягаешь мозг, насилуешь его, а в ответ — пустота в голове, ни единой мысли. Вот так и со мной тогда.
— Аня,
Единственное, что в ответ промелькнуло у меня в мозгу, это намек на протест, и я то ли вздрогнула, то ли опять попыталась трепыхнуться… А он будто читал мои мысли, будто был настроен на одну волну со мной!
— Я не так сказал! Я помню только хорошее о том времени и это только благодаря тебе. Ты ни разу не упрекнула меня, ты проявила чудеса бережливости и экономии, но, Аня! Все это время я чувствовал себя виноватым перед вами с Вовкой! Понимаю, что глупо — от меня тогда мало что зависело, но я сейчас не об этом… потом я взлетел! Быстро и высоко, Аня. Я стал чувствовать себя мужиком, который в состоянии обеспечить свою семью всем необходимым. У меня повысилась самооценка, я был счастлив до безумия, что у вас есть все, что нужно и даже больше! Я состоялся, как муж и отец, я утвердился, как востребованный специалист, я из кожи вон лез, чтобы меня заметили и повысили. Я сейчас на коне, Аня! И дико хочу вернуться в ту нашу бедность… и ничего уже не изменить!
Я устала стоять и попыталась сделать шаг к стулу. Он не отпускал и я объяснила:
— Я устала стоять.
Андрей подхватил меня на руки и сел на стул, усадив меня к себе на колени. Голову прижал к своей груди, чтобы я не могла видеть его глаза. Я сидела, согнувшись, и слушала бешеный стук его сердца…, он убаюкивал, мне захотелось спать… Опять же — это сейчас я понимаю и отмечаю ненормальность своей реакции, но кто вообще знает — как должны реагировать люди на подобное? Есть ли какая-то общепринятая норма поведения для женщины, понимающей, что ее жизнь сейчас разделилась на «до» и «после», что она сейчас тупо рушится?!
— Я стал вращаться в кругу очень успешных людей, Аня — это и наше руководство, и министерские. Это мужчины пусть и не при огромных, но при очень больших деньгах. Как бы я хотел, чтобы ты поняла! У них есть все! Круг их интересов очень отличается от того, с чем раньше имел дело я. Это определенный статус и есть его признаки и показатели. Мы встречались и помимо работы. Их разговоры о загородных домах, дорогих машинах, яхтах и любовницах, красотой и умением которых некоторые из них хвастались, намекая, а то и говоря прямо… Я никогда не завидовал, слушая их. Но я слышал все это! Слушал то, чего мне не нужно было слушать, потому что это пробудило неправильные мысли. Ты понимаешь? Нет… нет, я же еще ничего не рассказал.
— Сейчас проснется Вовка, — сонным голосом проговорила я.
Он встряхнул меня, забеспокоился еще больше:
— Что? Тебе плохо? Аня, тебе плохо?
И тут я всхлипнула. О чем он вообще? Мне может быть хорошо? И опять он понял.
— У тебя шок. Но я буду говорить, потому что потом ты просто не станешь меня слушать, а мне нужно объяснить… Слушая их, я не завидовал, солнце, потому что знал, что лучше тебя просто нет, что для меня все другие не сравнятся с тобой. И мне лучше, чем с тобой, все равно никогда и ни с кем не будет. Но их треп подтолкнул меня думать — ты единственная женщина, которую я знал, которую попробовал в своей жизни и не теряю ли я, так и не узнав других? И где-то в глубине души задержалась, прицепилась эта грязь! Мне хотелось увериться, убедиться в том, что другие не стоят тебя. Что я не ошибаюсь на твой счет. Но я никогда не решился
— Это…?
— Последний корпоратив, месяц назад. Анька, меня просто развели на секс по пьяни, продумано и грамотно. Или не очень… может быть и так, что это оказалось совсем нетрудно, я тогда… со всеми этими своими мыслями… И она уже давно положила глаз на меня, — выдохнул он и замолчал. Я прогундосила:
— А твоя… брезгливость?
— По пьяни, Аня.
— Зачем ты рассказал мне?
— Вчера я узнал, что будет ребенок…
ГЛАВА 8
Я тогда как-то сразу поняла, что это — все. Что это — ВСЕ! И что бы дальше ни случилось, что бы там мы ни делали, как бы ни хотели — уже ничего не исправить. Что сейчас все хорошее для нас закончилось. Пусть он еще строит планы по восстановлению того, что разрушил, но это точно — конец. Сколько бы мы не трепыхались даже на пару с ним…
Тогда всех этих мыслей еще не было, мне просто некогда было думать. Было только общее осознание. И пришло это состояние, которое стало привычным даже не на дни, а на целые месяцы — ощущение, что на моих плечах лежат горы. Почти невыносимая тяжесть, постоянная усталость, такая тоскливая безнадежность, словно моя жизнь сейчас закончилась и жить на свете осталась только пустая, выжатая досуха оболочка… А тогда мозг просто отказался работать — отупение и бессилие накрыли настолько мощно, что я еле доползла до спальни и сразу отключилась.
«Вот такая в зызни зопа»… как говорит Ленка. Сейчас я понимаю, что спаслась этим состоянием. Как-то сработала внутренняя защита.
Тогда я очень много думала, да я только и делаю, что думаю об этом! Что выплакала все слезы, страдала, мучилась, ревновала — это все понятно. Первые дни было особенно тяжко — почти невыносимо. Еще и оттого, что у меня были повседневные обязанности, и я через силу должна была исполнять их. Должна заниматься Вовкой, готовить еду, одежду, делать уборку. Должна была выйти в понедельник на работу.
А в голове опять же — мысли… мысли… Не о работе, даже не о сыне. Я обдумывала, анализировала, буквально обсасывала то, что случилось в надежде найти выход из сложившейся ситуации, хотя бы попробовать это сделать. Даже просто вспоминать его слова было тяжело, просто осознать сам факт измены, но это в самом начале. Потом до меня дошло, что на самом-то деле все еще хуже… гораздо хуже.
Дело в том, что Андрей был ненормальным отцом. Просто сумасшедшим. Он сам говорил, что каждый раз мчится с работы домой, страшно соскучившись. И по мне, само собой, но больше — по Вовке. Он так любил его, так внимательно и бережно относился, так ловил и старался развить каждое его только проснувшееся детское умение. Это он еще до года приучил сына к горшку, он научил его пить из чашки и отучил от соски. Он придумал способ, как заставить малого сделать первые шаги… Я не самоустранялась от воспитания, я просто не успевала — успевал отец.
В три года Вовчик уже занимался спортом — пока только дома. Ну как — спортом? Папка купил ему детские резиновые гантели, а когда ручки немного окрепли, научил отжиматься от пола, потом подтягиваться на съемной перекладине, которую устроил специально для малого в дверном проеме. Вовка рос крепким, сильным, быстрым, мало болел. А еще он знал почти все буквы, и здесь уже постаралась я. Мы всей семьей разбирали вечерами детские развивающие игры — проходили лабиринты, бросали фишки, хором считали количество точек на них и читали названия на картонных полях. Вслух читали детские книжки необыкновенной красоты — с раскладывающимися картинками, стеклянными бусинками-глазками у зверушек. Вовка поначалу бэкал и мэкал, разбирая буквы и слова, а мы млели рядом от гордости и умиления…