Выжить в Сиэтле
Шрифт:
В доме не слышалось ни звука.
Ночь только-только наступила, но, возможно, женщины легли спать рано — сегодня для обеих был тяжелый день.
Однако Болана не покидало чувство тревоги; он медленно двинулся вдоль стены гостиной, держа «беретту» наготове.
Именно в этот момент Маргарет вышла из ванной совершенно обнаженная, если не считать банного полотенца, тюрбаном обернутого вокруг головы.
Она тут же заметила Болана и замерла на месте, тихо вскрикнув в смятении.
Ее тело и теперь заставляло юношей желать стать постарше, а стариков страдать от невозможности вернуть молодость; оно светилось
И, как прозрение, к Болану пришло понимание, пусть частичное, сути разительного контраста между матерью и дочерью. Диана была прекрасным ребенком, вся свежая, сверкающая, естественная, но теперь Болан понял, что «естественное» может также означать «необработанное, незавершенное».
Дама, в смущении замершая перед ним, представляла собой редкий образец женственности — утонченной, изысканной, отшлифованной до совершенства присущим только ей искусством подать себя с выгодной стороны.
— Черт побери, Маргарет, я не могу извиняться за то, что не могу отвести от вас глаз, — пробормотал Болан, не скрывая своего восхищения.
В ответе миссис Найберг слились воедино смущение и юмор.
— Надеюсь, что нет, — сказала она и исчезла за дверью.
Этот эпизод был скоротечен, как вспышка молнии, но Болан понял, что не скоро позабудет его.
Минуту спустя она появилась вновь, надежно завернувшись в большое банное полотенце, доходившее почти до середины бедер. Кокетливо засмеявшись, она призналась:
— От испуга у меня появилась еще одна прядь седых волос.
Болан извинился за свое неожиданное вторжение и, в свою очередь, отклонил ее попытку объяснить, почему она была голой. В конце концов, он не предупредил женщин, что может вернуться поздно ночью.
Он провел ее в гостиную и усадил за маленьким обеденным столом, затем подтянул к нему стул для себя и сказал:
— У меня для вас печальные известия, миссис Найберг.
— Я готова, не тяните, — ответила она, но отвела взгляд.
— Алан мертв.
— Понимаю...
— Но я здесь не при чем. Кто-то меня опередил. Его заставили замолчать.
Когда Маргарет взглянула на него, в ее глазах стояли слезы.
— Теперь уже дважды... — совсем просто произнесла она голосом несчастной женщины, разрывавшим сердце на части.
Болан понял ее с полуслова. Дважды вдова.
— Простите, — пробормотал он.
— Где вы его нашли?
— В хижине, в районе озера Саммамиш. Знаете это место?
Она отрицательного покачала головой.
— У Алана было несколько укромных местечек. Как он умер?
— Быстро.
Она все поняла.
— У вас есть сигарета, мистер Болан?
Он прикурил сигарету и передал ей.
— Я не знаю, что у вас сейчас на душе, Маргарет, — тихо сказал он. — Если вам нужно поплакать — не стесняйтесь.
Она взглянула на него с грустной улыбкой и затянулась сигаретой.
— Время стонов и слез давно прошло, — ответила она. Я уже давно решила развестись с Аланом. Ждала только подходящего момента. В последнее время произошло так много... странных событий. Но все-таки мне больно. И я ничего не могу с этим поделать.
— И не надо, — хмуро заметил Мак. — Можно с вами немного поговорить?
— Конечно.
— Как долго Алан был связан с мафией?
— Я полагаю... около года. Его контакты с Организацией начались с деловой поездки в Нью-Йорк. Внезапно Алан по доверенности занялся покупкой недвижимости. Затем он начал работать с организаторами «Экспо-74», принимать грузы, встречаться со странными людьми, хотя настоящее безумие и отчаяние наступило, пожалуй, только в последний месяц. С тех пор в любое время дня и ночи дома не стихали таинственные телефонные звонки, вокруг появились вооруженные люди, появился этот бедный ребенок Томми Рентино, вечно следующий за Аланом как тень. Он был телохранителем?
Болан пожал плечами.
— Даже если это и так, вряд ли кто-то серьезно думал, что вашему мужу грозит опасность. От Томми мало толку.
Маргарет тяжело вздохнула.
— Несчастный Томми. Он был без ума влюблен в Диану... такой безответной, безнадежной страстью. — Она бросила быстрый взгляд на Болана. — Но Диана предпочитает более зрелых мужчин.
— А как Диана? У нее был такой ужасный...
— Я отослала ее отсюда.
Болан изумленно уставился на женщину и перед его мысленным взором предстали леденящие душу картины.
— Что вы сделали?!
— У нее раздвоение преданности, мистер Болан. Я убедила ее, что ей надо принять решение и поступать соответствующим образом.
— Я бы хотел, чтобы вы изъяснялись конкретнее, миссис Найберг, — рявкнул Болан, выходя из себя.
— У нее есть любовник, — вздохнув, ответила она.
Ну и что, почему бы и нет? Как заявила сама Диана, сейчас не 1940 год, но и в те времена многие молодые девушки имели любовников. Но почему Болану даже мысль о такой возможности не пришла в голову.
Мак пожал плечами.
— И все равно я чего-то не понимаю. Уж не хотите ли вы сказать, что я представляю угрозу ее нравственности? В городе вашу дочь ожидают серьезные неприятности и...
Маргарет прервала его, повернув к Болану искаженное болью лицо, и положила руку ему на плечо.
— Нет, совсем не то. Я сказала «раздвоение» и именно это я имела в виду. Ди около часу металась из угла в угол, рыдая и заламывая руки. Она не настолько искушенная натура, как это может показаться на первый взгляд, мистер Болан. Напротив, Ди — очень прямой человек. У нее все эмоции идут от сердца. Она...
— Так в чем раздвоение? Между чем она разрывается?
— Между вами и Джоном Францискусом.
— А это кто такой?
Женщина покачана головой.
— Ди каким-то образом познакомилась с ним через Алана. Кстати, я ничего не знала об их связи до сегодняшнего дня. До тех пор, пока Ди не начала метаться и плакать. Но я полагаю, что этот Францискус находится в лагере ваших врагов.
«Чокнутая семейка», — решил Болан. Эта дама послала Палача убрать мужа, поскольку в ее глазах тот являлся презренным преступным типом, которого она просто не могла простить, хоть и была замужем за ним. Дочь дамы, судя по всему, люто ненавидевшая своего отчима, отдалась Болану и вместе с тем умоляла пощадить его, тогда как саму ее приговорили к смерти сообщники ее же отчима. И вот теперь мать объясняла Палачу, что «отослала» дочь в лагерь смерти, поскольку на ту накатило «раздвоение» преданности — сказалась любовная связь с одним из врагов. Болан резко тряхнул головой, отгоняя от себя эти мысли и рявкнул: