Выживает сильнейший
Шрифт:
– Я провожу вас, – проговорил он ровным голосом.
Молодой человек воспользовался ключом, со скучным видом раскрыл перед нами дверь и прошел гулким шагом по вестибюлю к лифтам. Втроем мы поднялись на семнадцатый этаж.
Зев Кармели встретил нас в коридоре.
– B'seder, - бросил он юноше, и тот, не выходя из кабины, нажал на кнопку первого этажа.
На Кармели был темный костюм и белая рубашка – без галстука. От него несло табаком. Влажные волосы расчесаны, но кое-где все же торчали непокорные
– Сюда.
С отсутствующим выражением лица он провел нас через комнатку и распахнул белую дверь. Мы прошли по рабочему помещению – компьютеры, принтеры и прочая канцелярская техника, пластиковый синий бачок с питьевой водой, доска объявлений, к которой пришпилен десяток разноцветных листочков, рекламные туристические плакаты на стенах. Потолочные лампы дневного света выключены, помещение освещено лишь стоящим в углу торшером. Тоскливая монотонность любого присутственного места.
Размашистым шагом Кармели подошел к двери, помеченной табличкой с его именем.
Как и квартира Ирины Буджишин, кабинет был начисто лишен каких-либо признаков индивидуальности: синие шторы, за которыми, как я полагал, скрывались окна, стены с рядами полок, деревянный стол на металлических ножках серый диван и кресло на двоих.
При нашем появлении сидевший в этом кресте мужчина поднялся, держа левую руку в кармане синих джинсов.
Лет тридцати-сорока, рост чуть ниже среднего, весит, я прикинул, фунтов 140. Одет он был в черную нейлоновую ветровку, бледно-голубую рубашку и черные кроссовки. Очень курчавые жесткие черные волосы подстрижены еще короче, чем у встречавшего нас юноши. Гладкая, цвета кофе с молоком кожа, правильные черты: крупный нос с широкими ноздрями, полные широкие губы, золотисто-карие глаза с длинными ресницами. Выгнутые дугой брови застыли в вечном удивлении, резко контрастировавшем с непроницаемой неподвижностью всего лица.
Напоминает выходца с Ближнего Востока, но вполне может оказаться и латиноамериканцем или индейцем, или очень светлокожим негром.
Что-то в нем было знакомое... Где я видел это лицо?
Глаза наши встретились. Настороженности или враждебности в его взгляде не было, скорее, наоборот, в нем светилось дружелюбие. Но тут же я понял, что выражение этих глаз неизменно. Обыкновенный нейтралитет я истолковал как интуитивную симпатию.
Внимательно изучив мужчину, Майло повернул голову к усевшемуся за стол хозяину кабинета. Я видел, с каким усилием Майло разжал стиснутые кулаки, заставляя себя расслабиться. Всю дорогу от Хэллоуэй-драйв он молчал, нетерпеливо давя на педаль газа.
Не дожидаясь приглашения, Майло опустился на диван, и я последовал его примеру.
Ничего не выражающий взор смуглого золотоглазого мужчины был по-прежнему направлен на нас. Или мимо нас.
Внезапно я вспомнил, что действительно видел его раньше. И где.
Неподалеку от места убийства Латвинии Шейвер. Он сидел за рулем небольшой машины, что-то вроде серой «тойоты». Рядом еще метались телевизионщики. Тогда на нем была какая-то форменная одежда, комбинезон типа того, что носил Монтес, уборщик школы.
Из подсознания выплыл еще один образ.
Темнокожий служитель парка, возившийся у дороги с газонокосилкой в тот день, когда мы с Майло приехали посмотреть на прогалину, где встретила свою смерть Айрит.
Комбинезон. Пластиковые мешки, набитые травой и опавшими листьями.
Лицо, скрытое под козырьком бейсбольной кепки.
Следовал за нами по пятам? Нет, в обоих случаях он появился там раньше.
Поджидал?
Был все время на шаг впереди, поскольку имел доступ к информации полиции?
Прослушивал телефоны.
Майло говорил о неожиданной перемене в поведении Кармели, его внезапной готовности сотрудничать.
Я кивнул мужчине, не рассчитывая на ответную реакцию, однако, против моего ожидания, он тоже наклонил голову. На красном от злости лице Майло был написан неподдельный интерес.
Кармели достал пачку сигарет, закурил. Темнокожему сигареты он не предложил. Видимо, знал, что тот не курит. Знал его привычки.
Мужчина сидел неподвижно, по-прежнему держа левую руку в кармане.
После нескольких глубоких затяжек Кармели сел прямее и откашлялся.
– Джентльмены, это Даниэл Шарави, суперинтендант израильской национальной полиции, Южное отделение.
– Южное отделение, – эхом отозвался Майло. – Что бы это могло значить?
– Иерусалим и прилегающие районы.
– Судя по всему, в них входит и Южная Калифорния.
Шарави откинулся на спинку кресла. Полы ветровки разлетелись в стороны. Грудь у него оказалась узкой и плоской. Кобуры под мышкой не было, а карман джинсов слишком мал, чтобы спрятать в нем какое-то иное оружие, кроме сжатого кулака.
– Несколько лет назад, – вновь заговорил Кармели, – суперинтендант Шарави возглавлял расследование серии сексуальных убийств в Иерусалиме, получивших название дела Мясника.
– Несколько лет назад, – вновь повторил за ним Майло. – Я об этом ничего не слышал.
– В Израиле серийные убийства – редчайший случай, мистер Стерджис. Дело Мясника стало вообще первым в нашей истории. Израиль – страна маленькая, и убийства получили широчайшую огласку. Мистер Шарави справился с возложенной на него задачей. Других подобных убийств у нас пока не было.
– Примите мои поздравления, – повернулся Майло к Шарави. – Вам, наверное, приятно сейчас отдохнуть от забот.
Шарави не шелохнулся.
– Суперинтендант знаком с Лос-Анджелесом, – продолжал Кармели, – поскольку обеспечивал безопасность наших спортсменов во время Олимпиады. Нам бы хотелось, чтобы вы вместе работали над раскрытием последних убийств.
– Убийств. – Майло не сводил взгляда с Шарави. – Не убийства, но убийств. Похоже, что вы в курсе всех дел.
Кармели закурил новую сигарету, потер ладонью поверхность стола.