Выживает сильнейший
Шрифт:
– Реликвии, – сказал я. – Внутри библейские...
– Знаю, – перебил меня Майло. – В прошлом году было дело об ограблении синагоги, она расположена неподалеку. Поломали утварь, украли пожертвования, разорвали свитки Торы и прочее. Помню, я еще удивлялся, при чем здесь эти ремни. Какой-то тамошний старец объяснил мне, а потом бросился на пол и зарыдал. Сказал, что видел такие же погромы еще ребенком, в Европе.
– Шпану нашли?
– Нет. Среди наших есть один парень, Декер, религиозный еврей, так он тоже ими пользуется. Его видели молящимся в казарме учебного центра, он поднимался рано утром и затягивал себя ремнями. К религии его пристрастила жена, кажется. Ребята прозвали его Ребби. Пару лет назад я помог Декеру в каком-то деле, связанном с израильтянами. Может, стоит позвонить ему, спросить, не знаком ли он с Кармели или этим суперменом.
– Тоже убийство?
– Исчезновение члена семьи, обернувшееся убийством. Помощью, собственно говоря, это и не назовешь – так, покопался в бумагах. Декер вроде бы порядочный парень, но я не доверяю ему.
– Как так?
– Дослужился до лейтенанта.
Я рассмеялся.
Майло распахнул дверцу шкафа. Никакой одежды. На полке несколько небольших коробочек из плотного коричневого картона и три черных брезентовых чехла.
– Ствол от «узи». – Майло вытащил из чехла матово блеснувшую черную железку. – Остальные части тоже здесь.
В двух других чехлах находились винтовка с оптическим прицелом и двуствольный карабин, и то и другое в отличном состоянии. Десять картонок оказались с патронами.
– Полная боевая готовность, – прокомментировал Майло. – Он специально вышел, дал нам возможность убедиться, что здесь ничего нет, но это чушь. У него должно быть еще оружие и всякие хитроумные штучки, которые наверняка где-то спрятаны.
Вошел Шарави с кружкой кофе в руке.
– А где же ваша пушка? И прочие мелочи?
– Я ничего не прячу. Все на своих местах.
– А где места?
– А где бы вы держали свой пистолет? На кухне и в спальне. Идите и смотрите.
– Это мне понравилось. – Майло кивнул на шкаф. – Такое впечатление, что вы ждете атаки палестинских террористов. Не для охоты же вам весь арсенал?
– Нет. Я не охотник. – Шарави улыбнулся. – Рыбалка – другое дело.
– Чем еще можете похвастаться?
– Вы про гранаты, ракетные установки и бомбы?
– Я говорю серьезно.
– Вынужден вас разочаровать. Вы видели все. Кроме, пожалуй...
Он вытащил из кармана небольшой черный диск размером с монету и протянул его Майло.
– Вот что я прилепил к вашим столам и кушетке, доктор.
– Таких маленьких я еще не видел. Чисто сделано. Япония?
– Израиль. Те, что установлены в доме доктора Делавэра, передают на вот этот телефон. Другой аппарат – обычная линия, совмещен с факсом. Я записывал ваши разговоры, печатал их, уничтожал пленки, а распечатки показывал Кармепи.
– Не забывая заметать свой след?
– С этим вышла промашка. – Шарави покачал головой. – Глупо было пользоваться фургоном дважды в один и тот же день. Стоило немного подождать.
– Вы давно здесь?
– В Лос-Анджелесе пятый день. Месяц пробыл в Нью-Йорке.
– Обеспечивали безопасность.
– Меня пригласили в связи с угрозами взорвать Международный торговый центр. Мы предполагали, что в наш адрес будут звучать упреки, поэтому все кончилось всего лишь слежкой за кое-какими личностями в Бруклине. Это были люди, которых я знал еще по западному берегу реки Иордан.
– Они успели нагадить?
– Пока нет. Я проинструктировал наш персонал в Нью-Йорке и собирался вылететь домой, как вдруг позвонил Зев.
– Вы были знакомы с ним в Израиле?
– Знаю его старшего брата. Он работает в полиции, заместитель начальника одного из подразделений. Вся семья Кармели пользуется у нас уважением.
– Он представил вас суперинтендантом, – сказал Майло. – Какому званию это может соответствовать у нас?
– Капитану, наверное, но вряд ли это полный эквивалент. В маленьком пруду обитают только пескари.
– Какая скромность.
– Нет. Набожность. Хотя корни одни и те же.
– Значит, Кармели звонит вам, и вы уже не можете вернуться домой. Сколько лет вашим детям?
– Дочери – восемнадцать, только поступила на военную службу. Сыновья еще совсем мальчишки. – На мгновение Шарави прикрыл глаза.
– Семейный человек.
– Со всеми вытекающими последствиями.
– Может, это дает вам возможность взглянуть на наши проблемы под новым углом, чего я сделать не могу.
– Потому что вы – гей? Вы не верите в это сами, как не верю и я. Полисмены точно такие же люди, как и все остальные: в самом низу барахтаются полные идиоты, несколько светлых голов наверху, а в промежутке толпа посредственностей.
– Вы – светлая голова?
– Не мне судить.
– Какие-нибудь соображения по делу у вас есть?
– Интуиция подсказывает мне, что нужно проанализировать версию о дефективности, равно как и сдвиг на почве расизма – ведь все три жертвы были неанглосаксонского типа. Тут я могу и ошибаться, поскольку то мое дело было связано с расизмом. Мне необходимо избежать предвзятости, основанной на ограниченном опыте.
– А вдруг сама судьба предназначила вам в противники убийц-расистов? – спросил Майло. – Карма, или как это называется в вашей религии?
– Mazal, - ответил Шарави. – Вам не приходилось слышать выражение mazal tov?
– Я не был в Канзасе, суперинтендант.
– Даниэл. – Он улыбнулся.
– О'кей. Я знаю, что такое mazal tov, Даниэл. Удача.
– В общем-то да, но mazal - это не совсем удача. Скорее, это судьба – как карма. Корни уходят в астрологию. У евреев – выходцев из Йемена – очень прочные астрологические традиции, хотя я вовсе не являюсь их ярым приверженцем. Для меня все сводится к необходимости честно выполнять свой долг и то, что назначено Господом.