Выживший. Чистилище
Шрифт:
Глава VII
– Товарищ Сталин! Разрешите?
– Входите, товарищ Поскребышев. Что у вас?
Заведующий канцелярией Генерального секретаря ЦК ВКПк(б), неслышно ступая по устилавшему пол хозяина кабинета мягкому ковру, приблизился и протянул распечатанный конверт.
– Что это?
– Письмо на ваше имя, товарищ Сталин.
– От кого?
– От некоего Ефима Николаевича Сорокина. Он либо сумасшедший, либо... Даже не знаю, как сказать, - волнуясь, Поскребышев испытал зуд в районе шеи, но усилием воли сдержал непреодолимое желание почесаться.
– Наверное, вам самому лучше прочитать, потому что мы с товарищем Власиком так и не смогли
– Ладно, ступайте, товарищ Поскребышев, я вас вызову, если понадобитесь.
Оставшись один, Сталин отложил в сторону свежий номер 'Правды' со своими пометками красным карандашом на полях, из пачки папирос 'Герцеговина Флор' выбрал одну, поднес спичку, пыхнул пару раз, удовлетворенно крякнул, прогоняя от себя мысли о запрете врачей на курение, и только после этого взялся за письмо. По мере того, как он погружался в чтение, выражение его лица оставалось неизменным, и лишь в прищуренных глазах можно было прочитать, что повествование его всерьез заинтересовало.
Сталин снял трубку и, дождавшись, когда отзовутся на том конце линии, глухо произнес:
– Зайдите ко мне, товарищ Поскребышев.
Секретарь не заставил себя долго ждать. Вытянувшись в струнку перед своим непосредственным руководителем, ужасно потея, он был готов к любому повороту событий, вплоть до ареста. Конечно, не сразу, Иосиф Виссарионович никогда не давал команды кого-либо арестовать в своем кабинете. А вот через день-другой за человеком вполне мог приехать 'воронок', и чем-то не угодивший Вождю бедняга попросту исчезал. Поскребышев догадывался, куда, но предпочитал об этом лишний раз не думать, а то ведь, он слышал, нервные клетки не восстанавливаются.
– Я ознакомился с содержанием этого письма.
Сталин сделал паузу, закурив третью по счету папиросу, прошелся по кабинету, встав у окна с видом во двор Сенатского дворца. Невостребованная сегодня трубка лежала на столе. Поскребышев про себя отметил, что акцент генсека усилился, и это свидетельствовало о скрытом... нет, не волнении, товарищ Сталин никогда не волновался, скорее о легком возбуждении, возможно, даже смешанным с азартом.
– Интересно пишет этот гражданин... гражданин Сорокин, - продолжил генсек.
– Интересно... Вы что-нибудь проверяли по факту этого письма? Может это быть хитрой провокацией?
– Не исключено, товарищ Сталин, недоброжелателей у нашей страны и вас лично еще хватает. Так что вполне может быть и провокация с целью смещения товарища Ежова. Но мы все же проверили кое-какие факты, не ставя народного комиссара госбезопасности в известность, раз уж его имя упоминается в контексте письме в негативном свете.
– И что вы можете сказать?
– Действительно, 19 августа с село Ватулино вошел человек, представившийся жителем XXI века Ефимом Сорокиным, с парашютным ранцем неизвестного образца, если верить словам местного осовиахимовца Олега Бодрова. Да и вообще был одет явно не по-нашему. То же самое отмечает и сельский участковый Дурнев. Кстати, этот Сорокин участкового разоружил в два счета, будучи сам совершенно безоружным.
– Ну да, он упоминает в письме, что служил в каком-то, - Сталин глянул в письмо, - служил в каком-то спецназе, где приобрел боевые навыки. Не знаете, что бы это значило, товарищ Поскребышев?
– Я так думаю, это некое специальное боевое подразделение, - высказал предположение секретарь.
– Можно аббревиатуру 'спецназ' расшифровать как 'специальное назначение'.
– Я тоже так думаю... Продолжайте.
– Далее этот Сорокин был отконвоирован в районное отделение милиции, начальник которого связался с московским руководством, и за арестованным приехал следователь Шляхман. Как нам удалось выяснить, Шляхман провел допрос в здании НКВД на площади Дзержинского, после чего подследственный был отконвоирован в бутырский следственный изолятор, и следующие допросы продолжались уже там. В камере, кстати, этот якобы пришелец из будущего быстро разобрался с уголовниками, которые до этого установили там свои порядки. На одном из допросов присутствовал Фриновский, применивший к подследственному грубую физическую силу. Причем гражданин Сорокин пытался сопротивляться, сумев нанести увечье одному из помощников Шляхмана.
– Крепкий орешек этот ваш Сорокин, - задумчиво произнес Сталин, и Поскребышеву не очень понравилось слово 'ваш'.
– Ну, что там дальше?
– А дальше выездная комиссия приговорила Сорокина к расстрелу, но в последний момент он был отменен приказом Ежова. Сорокина отвезли к наркому, в письме подробности этого разговора не упоминаются, мы тоже пока не смогли выяснить деталей, но далее этот Сорокин в сопровождении Фриновского и Шляхмана оказываются в подвале, где периодически, скажем так, приводят приговор в исполнение. Сам Сорокин пишет, что его как раз и хотели расстрелять, но он сумел оказать сопротивление, устранив своих... хм... палачей.
– Палачей? Что ж, в какой-то мере верное определение, - ровным голосом произнес Сталин, гася окурок в хрустальной пепельнице.
– Есть показания сержанта Павловского, стоявшего на посту у входа в расстрельный коридор, и которого разоружил и усыпил Сорокин...
– Как это усыпил?
– Говорит, нажал ему на какую-то точку на шее, и он потерял сознание.
– Неплохо, надо думать, готовят в этом... спецназе. Нам бы таких специалистов... Ладно, дальше что?
– Дальше нам удалось выяснить, что Сорокин, переодевшись в форму Шляхмана и замотав щеку куском материи, якобы от зубной боли, при помощи удостоверении убитого им следователя беспрепятственно покинул здание НКВД. После этого он переночевал в квартире пенсионерки Старовойтовой Клавдии Васильевны под видом милиционера, изъял документы и одежду ее постояльца Василия Яхонтова, который в эту ночь пропадал у своей любовницы и, пользуясь внешним сходством с этим самым Яхонтовым, далее представлялся его именем. Затем видели, как он садился в вагон поезда 'Москва-Симферополь' вместе с каким-то мальчиком с билетом до конечной станции. Сейчас на южном направлении работают наши люди, выясняют, доехал Сорокин до Крыма или все-таки в целях конспирации сошел с поезда по пути следования. Дана команда искать человека, который может себя выдавать за Василия Яхонтова. Нелегко, конечно, вести поиски, не задействуя сотрудников НКВД, но поскольку все они подчиняются по цепочке народному комиссару Ежову, то приходится соблюдать секретность. Кстати, за самим Ежовым установлено наблюдение. Вот, товарищ Сталин, пока и все на данный момент.
На какое-то время воцарилось молчание. Поскребышев чувствовал, как спине стекает вниз холодная капля пота, но боялся лишний раз пошевелиться.
– Кто еще знает об этом письме?
– Только мы с Власиком и майор из канцелярии, которому по должности положено перлюстрировать поступающие на ваше имя письма.
– Этот майор не слишком болтливый?
– Никак нет, товарищ Сталин. Тем более он уже подписал бумагу о неразглашении.
– Сколько всего людей в курсе того, что в Советском Союзе объявился возможный пришелец из будущего?
– То есть вы не отвергаете эту фантастическую версию?
– набрался смелости спросить Поскребышев.
– То, что этот Сорокин натворил в Москве - уже само по себе фантастика. Слишком легко ему удавалось выходить сухим из воды, так что я уже ничему не удивлюсь. Так сколько людей могут быть в курсе, учитывая, что они разболтали своим родным и знакомым, а те, в свою очередь, понесут дальше?
– Да, тут, товарищ Сталин, словно снежный ком, трудно остановить. Он же, этот Сорокин, еще в селе сразу после приземления признался, что прыгнул якобы в 2017-м, а приземлился в 1937-м. А там народ такой: один услышал - все село знает. Пусть даже большинство подумают, что это шутка или спятил человек, но слух-то все равно пошел.