Выживший. Чистилище
Шрифт:
Ладно, это их проблемы, больших дядек и власть предержащих, моя задача - выжить после вечернего толковища. Жаль, физическая форма не на пике, истощила меня тюремная и лагерная жизнь, да и тренировки забросил, на них, честно говоря, сил уже не остается. Но ничего, мастерство, как говорится, не пропьешь, может, еще и прорвемся. Чеченских боевиков мочили в рукопашной, а уж они-то всяко пострашнее будут лагерных урок.
Чем быстрее темнело, тем почему-то спокойнее я становился. И к тому моменту, как вышел к заснеженной площадке перед 8-м отрядом, чувствовал себя словно Будда в момент медитации. Пока никого не видно, вон кто-то быстро пробежал в барак, но видно, по своим делам. Встал под фонарным столбом, наверху лампочка в жестяном абажуре
Непроизвольно вытащил из внутреннего кармана ватника фотографию Вари, подумав, зачем-то переложил ее в карман штанов. Только позже я понял, какое это правильное решение. А в тот момент снова вспомнилось время, проведенное рядом с комсоргом порта.
Из воспоминаний меня выдернул скрип снега под множеством ног, а затем я увидел нарисовавшиеся в сумраке тени. Одна, вторая, третья... Ого, да тут их полсотни, никак не меньше.
– Смотри-ка, Стальной, не очканул, пришел.
Говорившего я видел до этого пару раз мельком, но, судя по всему, не он держал масть среди толпы пришедших на толковище блатарей. Урки с долей уважения косились на небритого здоровяка, к которому и обращался зек. Коля Стальной - вспомнилось мне от кого-то уже слышанное. Выше меня чуть ли не на голову, косая сажень в плечах, без рукавиц, и ладони - что лопаты... Хотя, впрочем, на улице было не так холодно, по ощущениям, около пяти градусов мороза, к вечеру потеплело. Я тоже стянул рукавицы, но не чтобы пожать руку, а чтобы не драгоценные секунды, если придется резко выхватывать свое мачете.
Гляди-ка, а за его спиной не кто иной, как Валет! С забинтованной челюстью, но глаза сверкают огнем праведной мести. Ну-ну, посверкай, рыпнись на меня, я тебе, урод, еще что-нибудь сломаю. В толпе я приметил еще несколько знакомых лиц, в том числе из нашего барака. Копченый перебрасывал из руки в руку кувалду, изредка сплевывая в снег. Федька Клык тоже стоял там, но опустив глаза вниз, округлым носком валенка ковыряя снег. Я буквально чувствовал, что он с удовольствием избежал бы участия в этих разборках, но отмазаться было никак нельзя.
Стальной вышел вперед, встал напротив шагах в трех, смерил меня оценивающим взглядом прищуренных глаз и выплюнул в снег недокуренную цигарку.
– Ты сильно провинился перед ворами, и твоя жизнь теперь повисла на волоске. Жить хочешь, фраер?
– хрипло поинтересовался он.
– А ты?
Коля Стальной неопределенно хмыкнул и покачал головой:
– Борзой? Надеешься, что справишься с ними?
– кивок за спину.
– А ты надеешься, что они справятся со мной?
Наглости мне было, конечно, не занимать, я буквально чувствовал шкурой, как уркам не терпится порвать меня на куски. Но коль уж взялся за гуж...
– Короче, если хочешь еще немного повонять на этом свете - подойдешь к Валету, встанешь на колени и поцелуешь его сапог. Тогда сможешь стать у него 'шестеркой'.
– Заманчивой предложение, - ухмыльнулся я.
– Вот только встать на колени и поцеловать - извини, не могу, ноги не сгибаются. А вот поссать на сапог - легко.
– Вот теперь ты точно труп, - без особых эмоций констатировал Стальной, вытаскивая из-под ватника топор, который в его огромной лапе казался игрушечным.
'Что ж, видно, настало время сдохнуть, только прихвачу с собой пару-тройку ублюдков', - подумал я, в свою очередь выпрастывая на свет божий тесак и делая несколько вращательных движений, чтобы размять кисть.
Телогрейку я скинул, она бы явно сковывала движения. От кепки тоже избавился, 'банданы' достаточно. Стальной, криво усмехнувшись, тоже скинул ватник, поводив плечами, а шапку передал стоявшему сзади подельнику. Силен бык, только и у меня имеются свои аргументы. Чай, не бороться с ним собрался. Легкого морозца я не чувствовал - адреналин разогнал кровь, и теперь я ждал, когда Коля сделает выпад первым, чтобы поймать его на контратаке, но в этот момент произошло нечто непредвиденное. Снова скрип снега под множеством ног, недоуменные взгляды урок за мою спину и, обернувшись, я увидел вставшую позади меня толпу. Мать моя женщина, это ж политические и мужики! И на глаз тоже где-то человек пятьдесят. У каждого в руках какой-то предмет, которым можно при желании нанести тяжелые увечья. А впереди не кто иной, как Олег. В своих неизменных очках на носу, но с решительным лицом и штыковой лопатой в руках он смотрелся и грозно, и нелепо одновременно.
Эта сцена мне напомнила завязку моего любимого фильма 'Банды Нью-Йорка', и если выбирать из двух главарей, то я видел себя в роли 'Святоши' Валлона, подло зарезанного подкравшимся сзади Биллом 'Мясником' Каттингом. Но я уж постараюсь подобной оплошности не допустить.
– Опа, это че, бунт на корабле?
– вякнул все тот же урка, что восхитился моей смелостью в начале толковища.
– Никшни, Жиган!
– осадил его Стальной и, уже обращаясь ко мне, сказал.
– Надо же, сумел собрать этих никчемных упырей... Надеешься, что они спасут твою гнилую шкуру? Да они разбегутся, едва только увидят, как твои кишки вываливаются на этот снег.
Надо сказать, что я отнюдь не был уверен в том, что мои нечаянные помощники и впрямь не дадут драпака при виде грозящей им смертельной опасности. Однако решительный вид Олега и еще нескольких союзников, среди которых, к своему огромному удивлению, я приметил даже Ройзмана, жавшего мне утром руку. А рядом с ним совсем молодой парень, не иначе, тот самый Петя, с виду совершеннейший доходяга. Как там у поэта... 'Юноша бледный со взором горящим'. Левая кисть забинтована, видно, на ней Валет и ломал ему пальцы. Жаль будет, если погибнет во цвете лет. С другой стороны, лучше сгинуть в бою, чем на торфоразработках или тем паче быть замученным урками-антисемитами.
– Хочешь выпустить мне кишки? Что ж, попробуй, - хмыкнул я, надевая на пальцы левой руки заледеневший кастет.
Несколько секунд прошли в молчании и обмене взглядами, и вдруг, заорав так, что у меня чуть не заложило уши, с отчаянным воплем: 'Сдохни, сука!' и выпученными глазами, Стальной прыгнул вперед. Лезвие топора просвистело в сантиметре от моего уха, не уклонись я вовремя - быть мне как минимум одноухим. Это в лучшем случае, в худшем - Стальной разворотил бы мне череп. Большая удача, что удар был косым, и лезвие, минуя ухо, не вошло в мое плечо.
Ответить я не успел - соперник быстро отпрянул и снова ринулся на меня. В этот раз я прочитал его действия на шаг вперед. Новый уклон, взмах 'мачете', а в следующее мгновение отсеченная кисть Стального с зажатым в ней топорищем валится мне под ноги, а из обрубка брызжет кровь, окропляя красным утоптанный снег. Великан, басовито воя, словно смертельно раненый медведь, безуспешно пытается остановить кровотечение, зажав обрубок пальцами левой руки.
'Мочи сук!' - разносится в стылом воздухе. Толпа урок темной волной несется вперед, а навстречу ей - такая же темная волна с криком: 'Бей блатных!' Мы со Стальным посередине, где через секунду схлестнутся две небольшие армии, и я понимаю, что без трупов не обойдется, а потому уж мне-то миндальничать не пристало. Я не допущу повторения прошлого раза, когда оставил Валета и его подельников в живых. Лезвие моего тесака вспарывает живот вопящего Стального и, как он и обещал, внутренности вываливаются на снег. Только не мои, а его. Хорошая сталь у моего тесачка, спасибо Семочко, уважил так уважил.