Выжжено
Шрифт:
– Так вот в кого превратила нас нефть. В лишённых совести, одуревших от роскоши люмпенов. Жалких беженцев, которым теперь приходится покидать собственную родину.
Остаток дня Маркус провёл в Интернет-кафе, где имелись и закрытые телефонные будки.
Удалось отыскать нескольких однокурсников Таггарда. Миф, который рассказывал Маркус в обоснование своего звонка, гласил: мужчина, о котором он знает только то, что его зовут Чарльз Таггард и что тот учился в университете штата Огайо, помог ему, когда он перевернулся
– Если бы не он, я бы вылетел ещё на первом курсе, – поведал один. – Вообще приятный человек. Изрядного ума, получал отличные оценки. Вот только с женщинами ему не везло, трагически. Будто над ним тяготело какое-то проклятье.
Но никто при этом не знал, где он живёт. Все отвечали, что, к сожалению, давно потеряли с ним контакт.
Один знал, что по окончании учёбы Чарльз Таггард устроился в какую-то консалтинговую компанию. «Евроконтакт» или что-то в этом роде. Но это, правда, было уже давно.
Другой, однако, вспомнил, что родители Таггарда жили в Блумингтоне, в соседнем штате Иллинойс.
– Разумеется, я не знаю, живы ли они ещё, – уточнил он, листая старую адресную книжку. – То есть им ведь уже лет за восемьдесят. Но, с другой стороны, это вполне реально, да? Мой отец ещё жив, а ему девяносто один. А, вот, я нашёл. Действительно. К сожалению, только адрес.
– Это поможет мне в дальнейшем поиске, – сказал Маркус.
– Хорошо. Есть у вас чем записать?
– Я готов.
После этого звонка Маркус вернулся к компьютеру и порылся в телефонном справочнике Иллинойса. Нашёл: адрес ещё существует, есть и телефонный номер.
Он позвонил, но трубку никто не снял.
Ничего. Он поедет туда. Он дал задание дорожной компьютерной программе составить ему план поездки. Она займёт ровно семь часов. Хорошо, тогда завтра к вечеру он уже сможет быть на месте. Как раз вовремя, чтобы напроситься на кофе с пирогом, если повезёт.
Глава 33
До усадьбы Анштэттера им пришлось ехать двести километров. Она находилась среди лесистой, довольно безлюдной местности севернее Штутгарта. Друг Вернера Фолькер прислал ему по и-мейл описание дороги, оно содержало такие, например, пассажи: «На выезде из этого местечка установить счётчик дневного пробега на 0; когда на счётчике будет 2,1, свернуть направо и ехать по просёлку километра 2».
До просёлка они добрались, но там не было ни таблички, ни указателя, ни ящика для писем. Трясясь по ухабам на заросшей травой колее, Доротея спрашивала себя, каким же образом человек, живущий на таком отшибе, получает почту. Уж на газеты Анштэттеры наверняка не подписываются.
– Хорошо, что мы поехали на джипе, – сказал Вернер.
– Да, – кивнула Доротея. – Но как же его дети добираются до школы?
Километра через два лес неожиданно расступился. Дорога повела через большое запущенное поле, на котором не росло ничего, кроме бурьяна. Над полем висел лёгкий туман. Дорога шла под уклон, в низину, сформированную, видимо, ручьём, и на середине этого склона стояла усадьба, обнесённая оградой.
Она состояла из нескольких строений: пары древних хижин из каменного лома, крытых гонтом, с крохотными окошками, одного большого нового дома, деревянного сарая и двух теплиц. И кроме того…
– Смотри-ка, – сказал Вернер, – он сделал себе автономное электропитание.
Кровли дома и сарая были целиком покрыты панелями солнечных батарей. Не того типа, что производил Фридер, но всё же. В настоящий момент бездействующие – из-за пасмурного неба, – эти приборы странным образом усиливали отталкивающее впечатление, которое производила усадьба. Казалось, всё здесь говорило: «Отстаньте, вы мне не нужны».
Они остановились перед воротами, сбитыми из бруса и усаженными поверху железными шипами. Пахло навозом, под ногами была грязь. Где-то хрюкала свинья, а когда Вернер дернул за верёвочку, приводящую в движение настоящий старинный колокольчик, испуганно закудахтали куры.
– О Боже, какой ужас! – пробормотал он. Доротее показалось, что ему не по себе.
По дороге сюда они спорили, как начать разговор. Вернер искал пути, как объяснить их внезапный приезд – ибо, по настоянию Доротеи, они не предупредили о нём заранее – и как подойти к вопросу, который ими двигал, а именно: почему Анштэттеры на самом делепродали свой дом? Доротея же, напротив, была за то, чтобы начать без обиняков. Поэтому именно она несла под мышкой коробку с бумагами, найденную Юлианом.
Бумаги были тут уже не все. Те, что Юлиан исписал, они оставили себе, а ещё полную распечатку всего доклада.
Послышались шаги. Открылось смотровое оконце, и в нём показалась голова Ахима Анштэттера, подстриженная так коротко, что от волос осталась только тень на черепе.
– О! – воскликнул он. – Это вы?
– Мы кое-что нашли в подвале, это ваше, – сказала Доротея, указывая на коробку. – И решили привезти.
– Подождите, я открою. – Вид у него был отнюдь не обрадованный.
Ворота заскрипели. Во дворе стоял невзрачный грузовик, а рядом телега. Вокруг жужжали мухи. За штакетником лошадь пережёвывала сено и смотрела в их сторону, будто только того и ждала, что её запрягут. На помосте лежал плуг, лемехами вверх.
И стояли бочки для дождевой воды. На каждом углу по бочке.
– Автономно вы, однако, здесь устроились, – сказал Вернер, пожимая Анштэттеру руку.
Жилистый мужчина в грязном комбинезоне тонко улыбнулся.
– Назад к природе, мой девиз.