Вызов (дилогия)
Шрифт:
— Не хочу много на себя брать, но иногда мне кажется, что именно для этого Филипп и вернулся
Стало не по себе от мысли, что где-то на свете есть человек, до такой степени ненавидящий моего мужа
— Мне следует за тебя бояться?
— Совершенно незачем, малыш. Райли — подлец, и, как все подлецы, — большой трус. В том, как неразумно он воспользовался добытой информацией, видна спешка. Думаю, какое-то время он знал о нашем браке и копии документов сделал, как только они попали к нему в руки. Наверняка, он собирался их продать. Возможно, даже мне. Ему представился случай поквитаться
Относительно Бри, то до нас доходили слухи, что она обосновалась в Европе. Наверное, ведёт охоту на кого-то из богатых и влиятельных — меньшим она довольствоваться не станет. Бри мастерски научилась подстраиваться под обстоятельства, умело притворялась, изображая именно ту женщину, которую в данный момент хотел бы видеть рядом с собой нужный ей мужчина. У таких, как она, всегда будет большой выбор жертв. И мне кажется, что уроки из своих прошлых ошибок Бри, как и Райли Филипп, извлекать так и не научится.
— Рада видеть вас, Лив.
Лора Холбрук протянула мне руку, и я мгновенно вспомнила её рукопожатие: крепкое, деловое.
— И я вас, Лора.
— Неужели это то, что я думаю? — Она кивком указала на зажатую под мышкой папку.
Я замялась:
— В общем, да. Решилась на второй заход.
— У меня не было случая поздравить вас с рождением сына. Представляю, как вы с Диланом счастливы.
Лора сказала это с улыбкой, но чуточку официально. Слова благодарности почти сорвались с моих губ, но внезапно выражение её лица изменилось:
— И, Лив, я бы хотела лично извиниться перед вами за неприятности, которые доставили вам и вашей семье близкие мне люди.
— Лора, вы не должны…
— Нет. Должна. Я знала, вернее, видела, как на сестру повлияло известие о вашей с Диланом свадьбе. Но я никогда не думала, что те угрозы, которые Бри выкрикивала в запале, будут приведены в действие. Райли, — Произнеся имя бывшего жениха, Лора запнулась. — Он был со мной, когда Бри вернулась из Чикаго. И я видела его глаза, когда он смотрел на ваши фотографии в газетах. Поверьте, я и представить не могла, насколько всё это для него важно. А ведь он был мне дорого. Очень дорог.
— Мне жаль. — Что ещё я могла сказать?
— Хорошо, что он так и не сделал мне предложение. — За усмешкой Лоре не удалось скрыть горечь.
— Полагаю, что самый благородный поступок в его жизни.
Выражение её глаз изменилось. Лора улыбнулась, и в этот момент я поняла, что нанесённая Райли рана близка к заживлению.
— Пожалуй, так оно и есть.
Было почти шесть, когда я снова оказалась перед хромированными дверьми лифта. На улице меня ждала машина, но, зайдя в просторную зеркальную кабину, неожиданно для себя я нажала кнопку последнего этажа.
При виде меня брови Мардж удивлённо взлетели:
— Лив? Не ожидала вас сегодня увидеть.
— Здравствуйте, Мардж. Он уже закончил?
— Всё ещё на прямой связи с Вашингтоном.
— Вы не возражаете, если я подожду здесь?
— Конечно же, нет. Боюсь, правда, что это надолго. Мистер
— Осьминога?
— Ну да, — засмеялась Мардж. — Они дают представление о морской фауне побережья. Ерунда полная. И нет бы ракушка или рыбка какая-нибудь досталась, а то — осьминог! Этих чёртовых шлангов должно быть никак не меньше восьми.
Мы немного поговорили о детях, стараясь, чтобы за тяжелыми двустворчатыми дверьми нас не было слышно, и вскорости я осталась одна.
Прошло почти два часа, прежде чем двери открылись, выпуская около полутора десятка мужчин, одетых в деловые костюмы. Узлы галстуков у многих были ослаблены, пиджаки переброшены через руку. Все выглядели усталыми, но удовлетворёнными. Да, иногда камни ворочать легче, чем вести переговоры — меньше риска быть раздавленным.
Дилана среди выходящих не было.
Моё присутствие, слава богу, осталось незамеченным. В здании корпорации я была не частым гостем, но, стоило моей машине припарковаться перед главным входом, как об этом тут же становилось известно. До сих пор я ловила на себе заинтересованные взгляды и каждый раз, проходя через вестибюль, чувствовала себя цирковой мартышкой.
Когда приёмная вновь опустела, я, стараясь не сильно стучать каблуками, пошла к оставленной открытой двери.
Освещение было приглушено, и ранние весенние сумерки лились в кабинет через большие окна, плескаясь на всех поверхностях розовыми бликами. Вытянув длинные ноги, Дилан сидел за столом и что-то быстро набирал на лэптопе. Он сосредоточенно смотрел на экран, в задумчивости покусывая уголок губы. Я изучала мужа, отмечая все изменения в его внешности, произошедшие к концу дня. Пиджак и галстук были сняты, рукава белой рубашки закатаны до локтей, открывая мускулистые руки. Его шевелюра была взъерошена — он основательно подпортил её, неоднократно в течение дня запуская туда руки. Вот и сейчас Дилан на мгновение отнял от клавиатуры руку и провёл ею по волосам. Такой знакомый, такой родной жест.
Я улыбнулась, и тихонечко позвала:
— Эй…
От неожиданности Дилан вздрагивает.
— Что ты здесь делаешь?
— Тебя жду.
Я делаю шаг в кабинет и останавливаюсь, опираясь плечом на дверной косяк.
— И давно?
— Ну…
— Сколько?
— Какое это имеет значение?
— Сколько, Оливия?
"Оливия? Ой-ой-ой!". Таким тоном муж обычно говорит с нашими детьми, когда собирается их пожурить: мягко, чуть насмешливо, ожидая, что провинившийся признается в шалости сам.
— Что-то около часа.
— Да ну?
— Ну, двух. — Почему-то я мямлю.
— Зачем?
— Что "зачем"?
— Зачем ты два часа просидела в приёмной? Зачем, Оливия?
Эта вторая "оливия", этот глупый допрос выводят меня из себя.
— Затем, что я тебя люблю.
Выпалив это, я разворачиваюсь на каблуках и решительным шагом направляюсь к выходу. Дилан смеётся.
Он догоняет меня у стола Мардж. Перехватив за талию, его сильные руки неожиданно поднимают меня в воздух. Я визжу и по-девчоночьи колочу ногами.