Вызов (дилогия)

Грушевицкая Ирма

— Немедленно отпусти!

— Ни за что и никогда.

— Поставь меня на пол! Сейчас же!

Я пытаюсь высвободиться, но куда там! Ноги так и не касаются пола, когда муж ловко разворачивает меня к себе лицом, и я смотрю в его смеющиеся глаза.

— Я тоже тебя люблю. И тоже очень соскучился.

— Тогда скажи, что рад меня видеть.

— А что, ты до сих пор не почувствовала? — Он сильнее вдавливает меня в себя.

— Теперь да. — Я смеюсь и тянусь к его губам.

Мы долго целуемся, потому что ничего больше не существует. Только эти шёлковые

губы, эти ласкающие движения. Только наше дыхание — одно на двоих. Стук его сердца отдаётся в моей груди. Моя кровь пульсирует в ответ на его ритм, и я в какой-то момент чувствую, что и сердце у нас с ним на двоих одно. Мы едины. Мы — единственные друг для друга. Только он для меня. Только я для него.

— Ну что, домой? — Его расслабленный голос звучит прямо у моих приоткрытых губ.

Я счастливо улыбаюсь и шепчу в ответ:

Эпилог

Soundtrack — Chasing cars by Snow Patrol

— Нам совершенно необязательно уезжать. Давай просто распределим детей по родственникам, запрёмся в спальне, и не будем выходить оттуда две недели. Еду пусть подкладывают под дверь. И ещё мыло. И свежие газеты. И — о, чёрт! — у меня тампоны закончились! Не могу же я посылать кого-то покупать мне тампоны. Придётся всё-таки тащиться в твою Бразилию.

Дилан смеётся и тащит меня в Бразилию, на острова Фиджи, в Африку…

Две недели. Две недели в году мы принадлежим друг другу. Это закон и обратной силы он не имеет: две недели, начиная с двенадцатого августа, только наши.

Муж заговорил об этом ещё в медовый месяц, когда холодными августовским вечером, одетые в толстые свитера, мы сидели на обшарпанном крыльце лесного домика на берегу озера. Дилан упомянул виллу, но на виллу дом не тянул: одноэтажный, с тремя спальнями, такой уютный и неожиданно родной, что впервые в жизни я на правах глубоко беременной и до трясучки любимой жены попросила мужа выкупить его у хозяев.

Гадкий поступок, гадкая Лив. А и фиг с ним! Зато наши дети с друзьями проводили здесь свои лучшие уик-энды.

Летом этот дом превращался в филиал скаутского лагеря. Если жаркая погода стояла хотя бы полторы недели, вода в озере прогревалась настолько, что можно было купаться. На второй год несколько рабочих с помощью гидравлической техники немного изменили рельеф дна, сделав заход в озеро пологим и безопасным.

Нашему младшему сыну было год и девять, когда мы с лёгкой душой оставили его на попечение многочисленных родственников и укатили в свой второй медовый месяц.

Потом был третий.

На четвёртый Дилан повёз меня в Европу.

* * *

Я хочу встать, но поперёк груди лежит его рука. Дилан спит, уткнувшись лицом в моё плечо. Во сне он закинул на меня одну ногу, полностью лишив возможности двигаться. Многим во сне хочется свободы, и мне в том числе. Я люблю засыпать одна, но просыпаться должна со всех сторон окружённой мужем. Если этого не происходило, я хныкаю и сквозь сон шарю вокруг себя, пытаясь его нащупать,

пока сильные руки не притягивают меня к тёплой обнажённой груди, подле которой я снова проваливаюсь в сон, пусть недолгий, но обычно очень счастливый.

— Не ёрзай.

Мне послышалось или он действительно это сказал?

Я поднимаю голову, проверяя.

— Лив, угомонись.

Не послышалось!

— Я уже проснулась. Не хочу больше лежать.

— Чёрт!

Дилан чертыхается и, откатившись от меня, тянет за собой одеяло, привычным движением взбивая подушку.

— Чёртов чертовский черт!

Отпускать его просто так я не собираюсь, поэтому кручусь в кровати, удобно укладываясь на его спине. Отвернулся? Что ж, это пьеса для двоих, и свою роль я достаточно хорошо знаю.

Я прохожу губами по линии роста волос на его шее. Нахожу небольшую родинку, обвожу языком и целую. Тяжело оставаться серьёзной и не захихикать, когда в ответ на мои действия, вроде бы как пытающееся спать подо мной тело замирает.

Как ожидаемо. И как нестерпимо желанно.

— Чур я сверху.

Это один из нюансов всё той же роли: кто первый произнесёт эти слова, тот и победитель. А победитель, как говорится, получает всё.

* * *

— О чём ты думаешь?

— Ни о чём.

— О чём?

— Обещай, что не рассердишься, если скажу.

— Не рассержусь.

— Я хочу домой.

— Малы-ыыыш…

— Ну вот, ты расстроился. Уж лучше бы рассердился.

— Я не расстроился.

— Ага, как же.

— Не расстроился.

— Я скучаю по детям. Выспалась и теперь скучаю по детям. Разве это преступление?

— Вовсе нет.

— Я имею право по ним скучать. Триста сорок один день в году я в первую очередь мама, так, ведь?

— Так.

— И ещё я пытаюсь не зацикливаться на чувстве вины из-за того, что оставшиеся четырнадцать дней хочу посвятить себе. У меня есть на это полное право!

— Конечно, есть!

— Вот! Ты согласен. Это для меня очень важно.

— Значит, мы оба согласны посвятить это время тебе.

Поцелуй.

— Да.

— Или мне.

Поцелуй.

— Или тебе.

— Или-или, выбирай.

— Тебе.

Поцелуй.

— Однозначно тебе.

Поцелуй.

— Только тебе.

— … да, любимый.

— … да, вот так, продолжай… О, боже! Да, Дилан… да… так… вот так… м-мммм…

* * *

— Волосики бы чуть потемнее, и можно принять за Эбби.

Оторвавшись от айпэда, Дилан следит за моим взглядом.

У кромки воды девчушка лет шести о чём-то перекрикивается с плескающимся в море мальчиком с ярко-розовым надувным матрасом. Девочка нетерпеливо топает ножкой и грозит маленькими кулачками. Похоже, на берегу парнишку ждут большие неприятности: цвет матраса криком кричит, что его взяли без спроса.

Я слежу за выражением лица мужа, наполовину скрытого солнцезащитными очками. В какой-то момент он улыбается и качает головой.