Вызывной канал
Шрифт:
— Семь первых, — сказал Играющий.
— Пас, — сказал Пасующий.
— Вист, — сказал Вистующий.
— Ложимся.
— Б-без од-дной… — подытожил Вистующий и сгрёб карты со стола. Он слегка заикался.
— Сейчас, Шура. Закроемся и сходим, — тосуя карты пообещал Играющий.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Третий у Корефули.
— Мизер, — сказал Играющий.
— Л-ложимся, — сказал Вистующий.
— Садимся, — скомандовал Третьему Корефуля и достал из сумки бутылёк с пивом.
— Клыкач? Кергеленский? — поинтересовался Корефуля.
— П-пайковый. Девки осчастливили, — объяснил Вистующий.
Бутылек был пуст, а от клыкача осталась груда костей, когда Вистующий, разгоняя дым рукой, принялся подсчитывать пулю.
— Тут вообще-то вчера завезли в стекляшку, — неуверенно сказал Играющий.
— Понял. Сколько брать, — сразу отреагировал Корефуля.
Играющий в раздумиях запустил руку в бороду:
— Ну, если с девками считать…
— С этими? — кивнул корефуля на стенку, за которой осталась давешняя лошадка.
— Не, эти брыкаются пока. Свежий завоз. Практикантки ейские. С сорок шестой. Всё равно мы им уже тридцатник должны. Кстати — Толя, — решил наконец представиться Играющий.
— Рома. Десяти хватит? — не отвлекаясь от сути дела, представился Корефуля.
— Мужики, вообще-то мы только помыться зашли… — робко напомнил Третий.
Кухня — это дома. А здесь был пищеблок. Облезшая штукатурка. Огромный бак с мусором. Облезлые мойки и вечный огонь на раздолбаной газовой плите. Третий помогал Ритуле чистить картошку. Ритуля была очень домашней блондинкой лет 24 в халатике. Килограмм-другой лишнего весу перекрывался румянцем во всю щеку и умопомрачительной хозяйственностью.
— Как жизнь? — спросила Ритуля. Третий пожал плечами.
— Ясненько, — поняла Ритуля.
— Да нет, нормально всё. В марте, кажись, уйду, — почему-то решил усложнить эту ясность Третий.
— Прошлый раз, по-моему, конец декабря был, — напомнила Ритуля. Третий пожал плечами.
— Подурели со своим морем. Два года без работы сидеть, ждать неизвестно чего… Не понимаю, — сказала Ритуля.
— Время такое. С третьими помощниками капитана случился перебор. Пересидеть надо. Актёры голливудские тоже вон годами роли ждут.
— Нет, точно чокнутые. Ну ради чего? Что в этом море такого? Счастья-то: полгода только волны видеть.
— Почему только волны? — не согласился Третий.
— Ах да, рыбцех ещё. Какой там Пальмас, Санечка? Сколько вы там стоите? Трое суток от силы? Да понажираются ещё, как свиньи. Кого ни спросишь, одни кабаки да барахолки помнит. Канары…
Ритуля поставила сковородку на огонь и продолжила обличать:
— А про заработки ваши невиданные ты кому-нибудь другому расскажи.
Третьего стала забавлять эта Ритулина горячность.
— Ну, хорошо. Чёрт с ним, с морем, с океаном. Но Ритуля, я же — штур-ман. С моим дипломом на берегу выдают тулуп и берданку вместо выходного пособия. В сторожа?
— А сейчас ты кто, не сторож? Будут на вас воду возить до самого светлого будущего. Почему шахтёры те же потребовать своё могут, а вы нет?
— Нам, вероятно, есть что терять, кроме своих цепей. На Шпицбергене шахтёры что-то не бастуют.
— Да нечего вам терять. Лично тебе — так вообще. Просто с гнильцой ваш брат, мальчики. Сами себя всю жизнь поедаете. Ты вон штаны последние третий год донашиваешь, дырки новые на ремешке пробиваешь, а Ромка твой, небось, уже на мерседес насобирал…
— А почему бы и нет? Из океана человек не вылазит. Ритуля, в море люди вкалывают. Восемь через восемь часов, как на Соловках при Сталине. Восемь часов в рыбцеху или на выгрузке отгорбатить — иной шахтёр взвоет. И ничего — так и надо. А ты копейки его считаешь. Мерседес!
— Ну и запрягись ещё в его драндулет! А уж он-то и погонять станет, не беспокойся…
— Ритка, я с ним ещё с мореходки вместе. Пуд соли в рейсах…
— Ай, отстань со своей солью. И так уже пересолила из-за тебя.
Третий закурил и забрался с ногами на подоконник.
— Вывались ещё. Пятый этаж, — посоветовала Ритуля.
И в этот же момент раздался стук в окно снаружи. Третий от неожиданности уронил горящий окурок за ворот и соскочил с подоконника, тщетно пытаясь его загасить. Окно распахнулось и в него просунулся огромный баул с бутылками.
— Да прими ты, Шурка… Грохнусь сейчас к епоной… — прохрипел Корефуля.
Загремела пожарная лестница, Корефуля тяжко перевалился через подоконник и остался сидеть на полу под батареей парового отопления, забрав у Третьего наконец-то извлечённый из-за пазухи бычок.
— Вахтерша у вас, Ритуля, — хуже Севастопольской таможни.
— Чокнутые, — подтвердила диагноз Ритуля, всё ещё держась за сердце. Потом сгоряча схватилась за вскипевший чайник, обожглась и затрясла рукой.
— За ухо, за ухо хватайся, — посоветовал Корефуля.
— Ай, да не за моё же!
В сорок шестой на столе, покрытом скатертью с наглаженными складками, дымилась на блюде выложенная холмиком картошка. Отпотевала бутылка водки. Дополняли натюрморт банка с болгарским перцем, вскрытая банка со шпротами и салатница с оливье. Рюмки-тарелки и уже известное нам общество плюс Любаша — малолетняя красотка с бандитскими замашками.