Вызывной канал
Шрифт:
Третий и Корефуля понеслись вдоль стены, свернули за угол, ещё раз за угол. Юрасик стоял в распахнутой двери подсобки и невозмутимо пропустил их в свою «шхеру» и быстро повёл по тёмному коридору.
— Лохи, идиоты, дауны! Вы что, не видели, с кем связываетесь? Эти гопники на постое здесь на пару с ментами валюту с вашего брата снимают. Паспорта целы?
— Какая с меня валюта? — удивился Третий, ощупывая заплывающий глаз.
— Это твои проблемы. Виза хочешь — валюта найдешь. Корефуля уже сложился пополам, вылезая через окно для приёмки товара, но вспомнил о деньгах:
— Юрасик, чуть не забыл, сколько там с нас?
— Вай, какой деньги, дорогой? Завтра приходи. Красивый, трезвый приходи, да? — почему-то опять с кавказским акцентом отмахнулся Юрасик, и уже вдогонку, с чисто кубанским акцентом посоветовал:
— И огородами, огородами…
За ночь палуба покрылась инеем. Корефуля морщился от головной боли и протирал глаза.
— Однако…
— Да уж, — согласился Третий и стал сливать из кружки на руки Корефуле.
Корефуля фыркая, ахая и подвывая тёр пальцами глаза, изображая умывание.
— Пропала твоя медкомиссия, — сказал Третий, отдавая кружку.
— Остаётся только снова принять волевое решение, — согласился Корефуля, в свою очередь сливая ему на руки.
Умывшись, они не сговариваясь, устремились к борту, чтобы стать спинами к берегу и издать характерный звук.
— Во сколько «Гадючник» открывается? — спросил Корефуля.
В пивбаре «Гадючник» на длинной стойке бара возвышались штабеля подносов с бокалами. Упитанная Бандерша в кружевной наколке и грязном переднике трудилась на разливе. На стене, между двумя декоративными донцами бочёнков имела место огромная, как первомайский транспарант, надпись «Пиво только с закуской». Очередь помятых мужчин двигалась вдоль стойки.
— Францевна, на хрен мне ваша рыба? Ставрида, к тому же, — запротестовал было Корефуля.
— А ты думал, я тебя краснюком угощать буду? Ладно, повторять будешь, отпущу без закуски.
Корефуля с четырьмя бокалами в одной руке и двумя порциями ставриды в другой протолкался за стол к Третьему. Некоторое время они с интересом рассматривали «ставриду», выуживая её за хвост, обнюхивали и морщились.
— Месяца два назад, возможно, это ещё было ставридой БГ, — поделился результатами исследований Третий.
Корефуля уже жадно припал к бокалу. Махом отпил половину и скривился.
— Да, не Копенгаген. Моча верблюжья пополам со стиральным порошком.
— Не Николаев даже, — согласился Третий.
— Интересно, как верблюд этот выживает в такой колотун?
У стойки начался какой-то шум. Пропитый бомж в чёрном мятом плаще, покоробленной военно-морской мичманке пытался прорваться без очереди. Седые баки обрамляли его морщинистое и предельно страждущее лицо.
— Чеши отсюда, Адмирал проклятый. Сейчас милицию позову, — отгоняла бомжа Бандерша.
Третий мрачно разглядывал калоши Адмирала, натянутые на босу ногу. «По погоде».
— Самое скверное: он действительно капитан второго ранга. За их столик, кивнув Корефуле, подсел ещё один пациент.
— А, Серёга! Говорят, ваш трояк после этого рейса в отпуск намыливается? — оживился Корефуля.
— Кадры его намыливают. Чего я здесь околачиваюсь? Я бы с «Сэмэна» лет пять ещё не слазил бы. Больше двух рейсов сделать не дают. В отпуск выгнали. Ну, Марченко турнут, народ с «Сэмэна» побежит…
— Папу? За что? — удивился Корефуля.
— А ты не слышал ещё? Акустик с «Сэмэна» в Пальмасе сбежал. Не везёт папе что-то последнее время. То Чиф под Сокотрой на меляку выскочил. Заснул. Стоя. Хорошо — на песочек. Милю правее — и на камушки могли бы сесть.
Корефуля критически рассматривал собственную трёхдневную щетину в зеркале, расписанном русалками и водорослями.
— Значит, «Сэмэн» теперь без мастера? Это кого ж на Марченкино место посадят? Податься что-ли в капитаны? Шурик, третьим ко мне пойдёшь?
В зеркале над Корефулиной головой и в самом деле вдруг появилась капитанская фуражка. Но тут же из-под козырька выросли седые баки. Лицо Корефули потекло, побурело, покрылось морщинами, трасформируясь в физиономию Адмирала. Корефуля, передёрнувшись, обернулся. Адмирал косился на их нетронутую «ставриду».
— Бери-бери, отец. Мы не будем, — разрешил Третий.
— В баню что-ли сходить? — родил свежую мысль Корефуля, окончив ощупывать подбородок.
— Ладно, мужики. Побежал плотики сдавать, — попрощался Серёга с «Сэмэна».
Они вывалились из автобуса на остановке «Баня».
— Отмоемся, отскребём ракушку, а то ни к женщине подойти, ни… размечтался было Корефуля, но потух, увидев надпись «Ремонт» на дверях.
— Что за город мерзкий? Единственная баня в радиусе полста миль, и та не фунциклирует. Так собирался помыться…-
— Ну, если только помыться… — загадочно хмыкнул Третий.
— Не понял?
Коридор казался бесконечным. Двери, двери, двери. Где-то у самого горизонта светлел прямоугольник окна. Играло радио. Отдалённо доносились фаново-бачковые звуки, и совсем рядом — отчётливое ржание. Третий постучал в нужную дверь и открыл её, не дожидаясь ответа.
— Тьфу, чёрт! То-есть, я хотел сказать, пардон, мадам.
В прямоугольнике двери возникла лошадиная морда, и, недовольная вторжением в своё стойло, тут же попыталась укусить Третьего за нос.
— К-к-конюшня! — с чувством резюмировал Корефуля, когда дверь захлопнулась.
По коридору, переваливаясь, пробежал карапуз лет двух с половиной.
— Димуля! Димка! Не ребёнок, а наказание! — нёсся вслед крапузу женский голос.
Третий снова постучал в какую-то дверь. На этот раз более удачно. Они прошли в комнату, пригибаясь под бельевой верёвкой с сохнущим трусняком. Комната была стандартная. Четыре койки, стол у окна. На столе стоял трёхлитровый бутыль с окурками. Трое молодых людей играли в карты.