Вызывной канал
Шрифт:
И пусть себе метут. Никто б и слова не сказал. Не салаги, насмотрелись на подобные расклады вдоволь. Проглотили бы отбивную из друга-Юрика, не поперхнувшись, умей новоиспеченная повариха готовить. Но достаточно было увидеть этот маникюр и брезгливость, с которой Ритка не жаб препарировала — всего-то чистила картошку, чтобы понять что кулинария — всего лишь хобби новообращенной Шахини. Жрать приготовленную Риткой бурду было испытанием для йога, тренированного в поедании битых бутылок. Желудок отказывался переваривать это. Залеченный было гастрит обретал в лице Ритки
Акопян, кстати, в свое время прославился на всю контору фразой:
— Наталья Борисовна, если я Вас ебу, это еще не значит, что Вам позволяется в старпома тарелками швырять.
Был такой эпизод. После серии подобных эпизодов Фокусник, похоже, решил, что себе дешевле поваром держать мужика. Когда экипажа всего тридцать душ, дрязги и склоки, всегда сопровождающие дележ баб на "атлантиках" и "суперах", на фиг никому не нужны. Люди в море идут рыбу ловить, а не компромат с аморалкой друг на друга собирать…
Орел-мужчина произносил свою тронную речь битый час. Под конец вконец разошелся:
– Не умеют у вас на Юге г'аботать. Но ничего. Я вас научу и изобаты г'езать, и дуплетом тг'алить…
Без ножа зарезал. Даже старпом, уж на что типчик подколодный, и тот в бороденку хохотнул, не сдержался.
РОСТБИФ. Мясо (филейную часть или вырезку) обмыть, срезать сухожилия, посолить, целым куском положить на разогретый маслом противень или сковороду и слегка обжарить. Затем поставить его в духовой шкаф и жарить до готовности. Через каждые 10–15 минут поливать мясо образовавшимся соком. Если сока будет мало, можно подлить немного бульона или воды. Продолжительность жаренья зависит от того, какой желательно приготовить ростбиф — прожаренный, средний, или с кровью.
Когда ростбиф готов, его снимают со сковороды, нарезают ломтиками и укладывают на блюдо. На гарнир можно дать нарезанную дольками морковь и зеленый горошек, заправленный маслом картофель (отварной, жареный, в молоке или в виде пюре) и настроганный хрен. Мясо поливают процеженным соком, образовавшимся при жаренье, и растопленным маслом.
Отдельно к ростбифу можно подать огурцы и зеленый салат.
О Юриковой книжёнке он вспомнил только после ужина, когда толпа, вдоволь накурившись и натрепавшись, стала расползаться с палубы по норам.
Он постучал в дверь.
— Да, — ответил пискляво молодящийся голосок. Он стукнул для верности еще раз.
— Ну да же, — недовольно подтвердил голосок.
И все же, похоже, его не ждали. А если ждали, то не его.
Ритка (член КПСС, 37, русская, женский, нет, не была, не участвовала, крашенная блондинка, 160-51, Скорпион, Крыса, глаза зеленые блядские) восседала на каютном диванчике в позе светской львицы в будуаре, держа тонкую дамскую сигаретку в кокетливо оттопыренных пальчиках. Ритка была в роли, и уже затянулась, собираясь игриво выпустить струйку дыма, но как-то стушевалась, закашлялась, и даже сделала рукой инстинктивное движение прикрыться.
Последнее было сложно, как ни запахивай прозрачный пеньюар. Ему бы следовало тут же, как от солнца, загородиться ладонью и зашутить возникшую неловкость, ляпнув двусмысленный комплимент этим дряблым грудям, вампирским коготкам и все еще плоскому животику, или хотя бы от неожиданности и глубины чувств потерять дар речи, а он, дурак, скривился, как от бормашины, и брякнул заранее заготовленное:
— Меня тут просили забрать кое-что из вещей. Предшественник ваш. Прошел и выцепил злополучную книгу в газетной обертке с полки. Такого преступного равнодушия не прощают. Даже к изнасилованию Ритка отнеслась бы более благосклонно. Губа ее недовольно поползла вверх, готовясь обнажить клыки, волосы свились в клубок змей, а в глазах зажглось по гиперболоиду инженера Гарина в каждом.
— Хам! — как свинцом плюнула будуарная львица уже не писклявым, а ледяным с хрипотцой тоном.
Чертов Юрик. Удружил-таки лучшему корешу.
По всему, рейс предстоял нескучный.
Перец в оладьях, гайки в пельменях и персональный чай, заваренный на "недельке" или чулочно-носочных изделиях не первой свежести. И это — по мелочам. Без привлечения патронирующих инстанций.
Он был так поглощен своими дурными предчувствиями, что чуть не сбил с ног подвернувшегося на трапе старпома.
Глаза резало от соли. Плыл брассом. Баул колотил по башке при каждом гребке. Он греб и греб без передыху, отплевываясь солью. Будто загребал не светящуюся океанскую воду, теплую, как моча сталевара у мартена, а сгребал за грудки орла-мужчину в его капитанском кителе и дергал за лацканы так, что только пуговицы сыпались, напоследок ударяя лбом ниже ллойдовского козырька. На Одессу!
Сотне на пятой сгребнутых капитанов он хлебнул воды с промиллями и закашлялся. Опять пересолено.
Оглянулся. Огней иллюминаторов уже не было видно. Только якорный огонь и свет люстр над промысловой палубой. И здорово в стороне. Он сильно забрал вправо.
Внимательней, товарищ беглец. Побег не терпит суеты. Не мурманчане. На боте к пляжу ни одна сволочь не подбросит.
Он уже отдышался и был готов к продолжению своего звездного заплыва, когда до него дошло. Он выматерился и со злостью на собственную тупость ударил по воде кулаком. Сволочи! Огни судна продолжали двигаться. Даже сейчас, пока отдыхал, их несло влево. И — якорный. Это не судно снялось, это его самого тащило в ночной океан предательски сильным отливным течением.
Старпом у них был действительно подколодным гражданином, не вопреки своей фамилии, утверждавшей, что он Поддубный. Звали его тоже подходяще: Валерием Павловичем. Среди матросов траловой команды он давно уже был перекрещен в Холеру Падлыча. О мерзости его характера по управе легенды ходили.
Протоколов никто не составлял, значит легенда, но Холеру Падлыча уже вешали однажды за вредность. Обидно, что не довели до конца своего правого дела. Но Падлыч — каков! — и из петли сказал собравшимся товарищам: