Взгляд на жизнь с другой стороны. Ближе к вечеру
Шрифт:
Кроме того, народ отказался дать денег на аренду микроавтобуса, (а права были только у меня), поэтому я взял себе самый маленький, но очень проходимый Самурайчик. В него помещалось только четыре человека. К левостороннему движению и правому рулю в машине я, вроде бы, привык быстро, но с левого поворота часто выезжал на встречную полосу. Хорошо хоть жена, сидевшая рядом, исполняла обязанности штурмана и поправляла меня в таких случаях.
Когда мы заходили в море купаться, местные греки и немецкие туристы смотрели на нас с ужасом, зима уже, всё-таки. В остальном это была обычная турпоездка, за исключением одного дня.
Вечером
Конечно же, назавтра мы об этом забыли. Когда они приехали за нами, мы всей компанией пили водку у Валерика в номере. Греки очень расстроились, увидев батарею пустых бутылок, но мы успокоили их, ноу проблем, дескать, сейчас будем готовы. Быстро собрались и уехали с ними.
Греки тремя большими машинами привезли нас в горный поселок, рядом с турецкой границей. В небольшом деревенском кафе для нас был накрыт длинный стол. У стола стоял ящик Метаксы. Стол был уставлен закусками в греческом стиле. Главная закуска у них - вареные яйца и свежие лимоны, только что с ветки. Нужно лихо раздавить скорлупу, разрезать почищенное яйцо надвое и полить лимонным соком. Потом нужно поднять рюмку с коньяком и сказать: «Ямос!», что-то вроде нашего: «Будь здоров».
За столом сидело не меньше пятнадцати человек, и ящик коньяка мы заямосили очень быстро. Тут только начались активные разговоры с греками. До этого были языковые проблемы. До этого все разговоры велись централизовано. Чтобы сказать что-нибудь соседу, нужно было сначала прокричать это жене Кицы, единственной из нас, более менее говорившей по-английски. Она наговаривала это единственному греку англичанину, а тот уже переводил на греческий. К моменту окончания коньяка все уже стали разговаривать без переводов, бог его знает на каком языке, но все друг друга понимали.
Греки знали, что мы приехали не совсем трезвые и очень удивлялись, что мы еще не падаем под стол. Хозяин кафе решил нас добить и выставил литровую бутыль крепчайшего самогона. С последним самогонным ямосом Валерик выудил из привезенного с собой пакета две бутылки водки. Хозяин плюнул в сердцах и ушел, а мы еще пели что-то под гитару. Греки слушали молча и курили одну за одной Кицину «Яву».
Естественно, ни о каких куплях-продажах дорнита даже и не говорили.
18. Многоэтажная Америка
Дальше рассказывать я лучше буду урывками, потому что иначе это будет скучно. И еще потому, что примерно с этого момента вспоминаемая мною жизнь не кажется мне единым непрерывным процессом, а каким-то набором мало связанных между собой событий.
Мне вообще сейчас кажется, что я прожил не одну жизнь, а несколько разных. Раньше я немного жалел о несостоявшихся поворотах жизни, например, что не стал железнодорожником, ветеринаром или военным, что не поехал работать в Алжир, что отказался от трех миллиардов фальшивых авизо, а сейчас не жалею ни о чем. Во-первых и без того хватает впечатлений, а во-вторых, ну, об этом я расскажу в конце книги.
Борух меня достал из Америки коммерческими предложениями. Он звонил, писал, присылал магнитофонные ленты с многочасовыми монологами на тему о .
На тот момент мы с Марком размежевались с остальными компаньонами и искали возможности реального расширения деятельности. Что было делать? Поехали в Нью-Йорк. Сдуру мы полетели Аэрофлотом. Дельта была дешевле и удобней, но это выяснилось несколько позже.
Было совсем раннее утро. Мы сидели в Шереметьево и пили виски из дьютифри. Марк всю жизнь боялся летать, и мы выпили по этому случаю очень много. С нами вместе летели (и пили виски) психиатр из института Сербского и его отец, ученый философ.
Сначала слушали рассказ о феномене Чекатило, потом обсуждали психвоздействие на диссидентов, что естественно переросло в философский спор, продолжавшийся и в самолете, и в баре ирландского аэропорта.
Из воспоминаний об Ирландии у меня осталась скверная погода, крепкий темный эль в баре и великолепный туалет, сравнимый по эстетике с Сандуновскими банями. В Ирландии нас продержали четыре часа, но зато мы обошлись без еще одной посадки в Канаде.
На подлете к Нью-Йорку голова моя была еще тяжелой, но хмель уже выветривался. Внизу за иллюминатором передвигался берег океана с чужой красноватой землей, дороги и белые домики, которых становилось всё больше.
Приемная зона аэропорта Кеннеди произвела на меня гнетущее впечатление, катакомбы какие-то. Выход перегораживала стойка с бюрократами, отличавшимися от шереметьевских только формой одежды.
Марк приметил одного в ермолке и встал к нему. Я из принципа встал в соседний коридор, где было гораздо меньше людей, и оказался не прав. Марк быстро проскочил препону, произнеся кодовое слово «шалом», а мне пришлось долго объясняться по поводу запаха моего багажа. Дело в том, что я, не зная, чем удивить пресыщенных американцев, взял банку домашних соленых огурцов, а в самолете она открылась, от перепадов давления. Препирательства были длинными и нудными, зато на выходе нас встретил Борух, и как-то очень быстро мы сели в машину и уехали.
Мифы о райской жизни в Америке стали разрушаться прямо сразу. Дороги оказались далеко не так хороши, как выглядели с самолета, а тем более из Москвы. На обочине стояла сломанная машина, из-под которой торчали ноги водителя, совсем, как у нас. А мы-то думали, что к каждой сломанной машине здесь тут же подлетают ангелы капитализма и мгновенно чинят. На радужное восприятие накладывалась, конечно, головная боль и акклиматизация, но всё же. Я уже стал забывать вылет из Шереметьева, а было по-прежнему утро одного и того же дня.
Борух не дал нам поселиться в гостинице - разместил у себя. Вечером у него собралась вся русская иммиграционная общественность - тети Раи и дяди Мойши. Был среди них один очень важный человек, года полтора уже живущий в Штатах и уже почти официально работающий мойщиком машин на автозаправке. Он приехал на огромном Кадиллаке лет двадцати от роду, но пил, как все. Я спросил у него, как же он поедет домой, тот махнул рукой и предложил покататься по городу. Покатались. Я вел машину очень аккуратно, а хозяин машины сидел рядом и уверял, что если не нарушать правил -никогда не остановят, какой бы пьяный ни был. К счастью, всё окончилось благополучно.