Взгляд с обочины 3. Аглон

Spielbrecher. Aksioma

– Ты хочешь, чтобы я за четыре дня выяснил то, что мы все неделю понять не могли?

– Я хочу, чтобы ты попытался. Выяснять это всё равно нужно, как и принимать меры на будущее. И да, я собираюсь поручить это тебе. Не за четыре дня, но для описания ситуации в первом приближении этого хватит. Если не сможешь найти никаких закономерностей, просто перечисли факты.

– Все, что ли?

– Связанные с обвалом или хотя бы с шахтой на момент обвала и незадолго до него. И расскажи, что вы делали в момент обвала и сразу после него, какие меры принимали.

“Тебе ж уже рассказывали, - подумал Хейлан. – Чего ещё раз повторять?”

Незнакомые слова он привычно пропустил мимо ушей. Хмуро спросил:

– А если я неправильно скажу?

– Ты ведь слышал, как докладывали другие. Кто-то рассказывает, остальные могут просто слушать, но чаще участвуют в обсуждении, особенно, если заметят какие-то неточности.

Хейлан кивнул, хотя совершенно не понял, как это связано с его вопросом. На первом чужом докладе он молчал, как рыба, страдая от своей глупости и от того, как она должна быть очевидна всем. Потом, правда, увлёкся и даже почти всё понял, хотя с началом обсуждения эльфы окончательно забыли говорить просто и коротко, жалея его. Ко второму разу он осмелел достаточно, чтобы заговорить сам. Они обсуждали неизвестный Хейлану карьер, где из какого-то сарая вечно исчезал какой-то инструмент. Когда Хейлан логично спросил, почему бы просто не повесить замок, остальные уставились на него, как на говорящую мышь, но потом оживились: в самом деле, здравая мысль, только лучше не замок повесить, а памятку у входа: что в сарае лежит и зачем это нужно, а то вдруг кто подумает, что это просто запасной инструмент…

Хейлан не стал им объяснять, что не совсем это имел в виду. И остаток обсуждения молчал.

А теперь, выходит, надо будет всё занятие говорить? От предвкушения позора аж зубы заломило. Посмеются да выгонят, небось. Непонятно, зачем вообще было тащить его сюда, только чтобы так быстро выгнать обратно, но кто этих эльфов разберёт, что они там себе думают. И что они считают причинами обвала. Ремисто ворчал, что у него колено ломило, как всегда к беде. Это считается?

Нет, нужно непременно найти кого-то, кто поможет подготовиться. Только кого?

***

Хейлан осторожно потянул за резную деревянную ручку – прозрачная створка и в самом деле послушно отворилась, впуская запах цветущих каштанов откуда-то и обработанных кож из седельной мастерской внизу. И, неожиданно, звуки. Парень вздрогнул и уставился за окно, только сейчас поняв, что до сих пор звуков оттуда не слышал. Прямо за окном была узкая деревянная галерея, опоясывавшая внешнюю стену крепости, как одно большое крыльцо со множеством лестниц для всех комнат второго этажа. Напротив, через дворик, стояли два высоких дома из нарядного белого и красного камня, а проулок между ними открывался в другой двор, побольше, с теми самыми цветущими каштанами с одного края.

Большей частью, как с извинениями объяснила ему Калайнис ещё в первый день, в стене размещались склады и мастерские, но часть комнат была и жилой, как та, где его поселили. “Тесновато, конечно, но город разросся больше, чем ожидали строители, так что места у нас не очень много”. Хейлан кивал, не спеша признаваться, что в Синих Камнях отдельные спальни были только в самых богатых домах, а в прочих комнат было всего две: для скота и для людей. Да ещё сеновал, там спать даже приятней, особенно летом, просыпаясь под крики птиц и мычание из хлева.

Здесь птицы тоже пели, под галереей слышались неразборчивые голоса и смех, в мастерской что-то металлически щёлкало,

в дальнем дворике процокали копыта.

Хейлан недоверчиво толкнул створку обратно – окно закрылось, оставив внутри немного запахов, но отрезав звуки. Открыл – звуки хлынули вновь.

Один из них - сзади: негромкое покашливание, от которого Хейлан снова вздрогнул и смущённо обернулся, оставив окно в покое. Сидевшая у крошечного столика Калайнис смотрела на него с весёлым изумлением, покачивая в пальцах острую палочку для чёрканья по восковой дощечке: так проще и удобней, чем портить бумагу. Неправильный знак и стереть можно.

– Хочешь позаниматься на улице? – предложила она, поняв, что смущённое молчание может затянуться.
– Можно сесть где-то в парке, погода отличная.

Хейлан помотал головой, возвращаясь сесть рядом и делая вид, что внимательно разглядывает круглые завитки, выстроившиеся рядами на странице. Когда девушка попросила открыть окно, он сначала подумал, что неправильно понял, но переспросить её постеснялся. Ещё начнёт участливо спрашивать, есть ли у людей окна в домах. Как будто настоящее окошко – маленькое, чтобы не растерять тепло, а в самые морозы и вовсе закрытое ставней и заткнутое комом шерсти, - идёт в какое-то сравнение с этими прозрачными стенами. Как их открывать-то, если ставень у них нет? Не заметь он в прозрачной стене ручки, решил бы, что эльфийка над ним смеётся, ему бы и в голову не пришло, что стена может открываться целиком.

Ну ладно, половина стены.

К этому ещё можно было бы привыкнуть, если бы не стекло. Стекло Хейлан тоже знал: если нагреть песок, как руду, получится вязкая, как сосновая смола, жижа, из которой можно делать разные дорогие вещи. Но не такие же огромные плоские доски, больше похожие на озёрный лёд, чем на стекло! Стекло мутное, буроватое или зеленоватое, с разводами. И стоит столько, что дешевле, наверное, из хрусталя сделать.

Пожалуй, окна больше всего походили на хрустальные дворцы с золотыми воротами, которые Хейлан ждал здесь увидеть…

– Хейлан, ты меня слушаешь?

– А? – парень встрепенулся, возвращаясь в реальность, где Калайнис смотрела на него участливо и немного озабоченно. – Конечно, слушаю!

– Если ты устал, можно сделать перерыв, - заботливо предложила девушка, и Хейлан снова начал раздражаться. Носятся с ним все, как с младенцем, чуть какая оплошность – старательно прячут улыбки и кидаются утешать, будто боятся, что он разрыдается и убежит к мамке.

– Не устал, просто отвлёкся. Извини.

Калайнис взглянула на него с сомнением, но кивнула:

– Тогда смотри, одна буква осталась. Как она называется?

Хейлан обречённо уставился на загогулину, больше всего похожую на слипшиеся горошины, но честно постарался вспомнить:

– Мальта?

– Нет, не мальта, - тем же терпеливым и ласковым тоном возразила Калайнис. – Ты же помнишь: все губные пишутся с подчёркиванием.

Он помнил, да, только не понимал, что такое “губные”. Какое слово ни говори, губами всегда шлёпать приходится, как тут понять, на каких звуках больше? Хейлан снова уставился в череду горошин. Горошины молчали, но Калайнис только что их всех заново представила. Одиночную хвостатую зовут “харма”, вторую он опять забыл, пузатый горшок под крышкой – “ламбе”. Мелкий крап сверху, который Калайнис называла “техтар”, он даже не пытался запоминать, угадывая смысл по главным знакам. Или не угадывая.