Взгляд василиска
Шрифт:
Алеша открыл глаза и тут же зажмурился как от боли. Тусклый свет, едва пробивавшийся через занавешенное окно казался совершенно нестерпимым, а голова болела так, как будто они вчера... а что, кстати, было вчера?
– Как вы себя чувствуете, Алексей Михайлович?
– раздался рядом знакомый голос с легким кавказским акцентом.
– Что?
– недоуменно отозвался великий князь и обернувшись отпрянул в испуге от заросшего густой бородой лица.
– Я спрашиваю, как вы себя чувствуете?
– невозмутимо повторил Микеладзе.
– Александр Платонович?
– Значит уже лучше, - обрадованно заключил порт-артурский жандарм.
– А где это я?
– В тюрьме, мой дорогой!
– с нескрываемой иронией ответил ему ротмистр.
– Как?
– почти вскочил Алеша, но тут же со стоном опустился обратно.
Тем временем грузинский князь заботливо протянул ему какой-то сосуд с питьем, которое тот с благодарностью выпил.
В голове его сразу же прояснилось, и он
– Я как то иначе представлял себе обстановку в пенитенциарных заведениях российской империи.
– Это хорошо, что к вам вернулась способность шутить, ваше императорское высочество. Что до обстановки, то все зависит от того, в каком именно качестве вы очутились в нашем заведении.
– А как я вообще здесь оказался?
– Вам подробно или в общих чертах?
– Пожалуй, в общих.
– Ну, если коротко, вас доставили сюда мои люди с целью избежать скандала.
– Скандала?
– Ну, да, вы, дорогой мой, некоторым образом собирались ударить по физиономии своего кузена.
– Я? Борису? По лицу?
– По крайней мере, именно так доложили мне мои осведомители. Сами понимаете, времени провести дознание у меня еще не было.
– Господи, какой стыд... как я теперь буду смотреть в глаза...
– Если вы о Борисе Владимировиче, то не стоит беспокоиться. Он к тому времени уже лыка не вязал и вряд ли что помнит. Что до прочих, то откровенных дураков там не было, а то что были, проспавшись, несомненно догадаются, что некоторые подробности лучше забыть.
– А как же...
– Сейчас придет цирюльник и поможет вам привести себя в порядок.
– Право, не знаю, как вас и благодарить.
– Не стоит, мой дорогой. Забота о членах императорской фамилии одна из обязанностей офицеров отдельного корпуса жандармов.
– А вы за мной следили?
– Ну, не то чтобы следили.... Вообще, у меня к вам было дело.
– Слушаю вас.
– Э... может быть, отложим его до другого раза?
– Я в порядке, Александр Платонович. Тем более, полагаю, ваше дело как-то связано с моей ситуацией...
– А вы проницательны. Да, я хотел поговорить с вами о Кейко.
– Говорите.
– Она шпионка, это совершенно точно. И ее бывший хозяин господин Генри Вонг тоже.
– Боже мой.
– Ну, не стоит приходить в такое отчаяние. Я вам, кажется, говорил, что вред бывает только от неизвестных шпионов, а из известных вполне можно извлечь пользу. У меня есть план, как это сделать.
Могучая российская гвардия отправлялась на фронт. Последний раз она участвовала в боях почти тридцать лет назад, во время Русско-Турецкой войны и вот теперь снова пришел ее черед. Части, сформированные из запасников, явно не справлялись с обученными по прусским уставам японцами, и им на помощь решено было отправить элиту элит. Возможно, в этот раз обошлось бы и без них, но трагическая гибель великого князя Кирилла Владимировича возбудила в высших кругах желание решительных действий. Особенную энергию в этом вопросе проявляли родители несчастного Кирилла, командующий войсками гвардии великий князь Владимир Александрович и его супруга. Разумеется, не все в старой гвардии горели желанием отправляться в далекую Маньчжурию, но после того, как генерала N, публично выразившего сомнение в необходимости посылки гвардии, с повышением перевели в Туркестанский военный округ, отказников более не находилось. Впрочем, отправлять всю старую гвардию не стали. Надо же кому-то охранять и священную особу государя. Выход был найден одним из молодых свитских генералов, наблюдавших за проходившими в столице патриотическими манифестациями. Надо сказать, что вероломное нападение японского флота пробудило во многих подъем верноподданных чувств. Купцы и промышленники жертвовали "на одоление супостата" немалые суммы. Армейские офицеры, а иной раз и нижние чины, заваливали начальство прошениями о переводе в действующую армию. Да что там говорить, патриотизм просыпался иной раз даже в тех людях, от которых его было совершенно невозможно ожидать. Бывало, студенты, прежде известные лишь своим нигилизмом, ходили к Зимнему дворцу, распевая "Боже, царя храни". По донесениям полиции, радикальные элементы при попытках вести антиправительственную пропаганду иногда встречались с таким отпором, что впору было их самих защищать. Многие из патриотически настроенных молодых людей записывались добровольцами в армию, и вот из них и армейцев решено было сформировать добровольческие части. От каждого полка старой гвардии был выделен один батальон, к которому присоединяли сводный батальон армейцев и разбавив их определенным количеством волонтеров, получали, таким образом, стрелковый полк, подлежавший отправке в Маньчжурию. Примерно так же поступили с гренадерами и молодой гвардией, получив на выходе стрелково-гренадерские полки.
Таким образом, был сформирован корпус, который придворные остряки называли лейб-бурбонским [87] , а в народе нарекли Добровольческим.
87
Прозвище армейских офицеров в гвардейской среде
88
Командовал гвардейским корпусом, пока в 1902 году не женился на разведенной женщине.
Глава 16
После сражения, вошедшего в историю как "Бойня у Эллиотов", в войне на море наступило затишье. Японцы были заняты восстановлением своей маневренной базы, а русские ремонтом поврежденных кораблей. Впрочем, работы на "Ретвизане" уже подходили к концу. Пробоина в корпусе броненосца была заделана, машины перебраны, котлы выщелочены и один из самых мощных русских кораблей готовился вступить в кампанию. Как ни странно, но великий князь Алексей Михайлович ожидал этого события без всякого энтузиазма. Пока он одновременно был командиром флагмана эскадры и флаг-офицером адмирала Иессена, ему было легче проводить в жизнь намеченные им мероприятия. Так, поближе ознакомившись с модернизацией "Осляби", Карл Петрович немедленно настоял на проведении таких же работ на вставшем на ремонт "Пересвете". Другой инициативой, поддержанной начальником эскадры, был ремонт разбившегося на скалах "Усугумо". Назначенная по инициативе Алеши комиссия пришла к выводу, что, хотя корпус японского миноносца сильно пострадал, машины его в полном порядке и этим было бы глупо не воспользоваться. Снятый с мели корабль запеленали в пластыри и, не переставая откачивать воду, оттащили к находившемуся на Тигровом хвосте филиалу Невского завода. Созданное для крупносекционной сборки миноносцев предприятие имело достаточно оборудования и рабочих, чтобы отремонтировать трофей. Также ускорился ремонт "Цесаревича". Назначенный на него командиром Вирен взял экипаж в ежовые рукавицы и сумел организовать работу по исправлению повреждений. При этом, будучи флаг капитаном князя Ухтомского он не забывал и о других кораблях отряда. На "Севастополе" наконец-то исправили погнутую лопасть винта и броненосец, хоть и не полностью, но вернул себе боеспособность.
Сильно избитые в Восточно-Китайском море крейсера "Громобой" и "Россия" было не узнать. Давшийся дорогой ценой опыт подсказал их командирам и экипажам, на что следует обратить особое внимание при ремонте. Первым делом были переставлены на верхнюю палубу погонные шестидюймовки, а ретирадные, до того почти бесполезные в эскадренном сражении, установили так, чтобы они могли присоединиться к бортовому залпу. Для орудий, до сих пор стоявших на верхней и батарейной палубе без всякой защиты, соорудили траверзы, устроив, таким образом, подобия казематов. Так же были сняты, оказавшиеся неэффективными, многочисленные малокалиберные пушки, что позволило несколько скомпенсировать возникшую перегрузку и высвободить немалое количество людей. Принятые меры, повышали боевые качества русских кораблей, экипажи которых рвались в бой.
С потерей двух броненосцев японский флот утратил свое преимущество, поскольку в ближайшем будущем, на каждый корабль линии русские могли выставить два. Оставалось, впрочем, еще превосходство в броненосных крейсерах. Даже с учетом выделенных для парирования "Рюрика" и "Авроры", "Адзумы" и "Токивы", у японцев оставался двойной перевес над своим противником. Иными словами, в борьбе на море наступило шаткое равновесие и от того кто нанесет первый удар, зависела судьба войны. Противники, однако, не спешили пока ставить все на карту. Того занимался обустройством разгромленной маневренной базы, а Иессен ограничивался тем, что раз в неделю, выводил сохранившие боеспособность корабли для обучения эволюциям. Минная обстановка у Порт-Артура несколько улучшилась, поскольку после бойни у Эллиотов и потери "Касуга-мару" выставлять японцам было пока нечего, а уже установленные мины активно тралились. Единственным активным действием, стоящим упоминания был поход крейсеров Рейценштейна к Инкоу, откуда они привели канонерскую лодку "Сивуч", которую все уже считали потерянной.