Взгляд василиска
Шрифт:
"Черт возьми!– Думал Илья, просматривая расшифровку ночных переговоров Домфрона и его людей. – Или я чего-то не понимаю, или Вадим водит меня за нос".
Однако, по внутренним ощущениям, выходило, что Реутов ему не лгал, а своему шестому чувству Илья привык доверять.
"Но, если не врет, тогда что?"
В самом деле, мир Реутова, каким Вадим представлялся сейчас Илье, был не просто далек от "планеты", на которой правил Князь, эти миры просто не пересекались. Тогда, откуда же возник тот неподдельный интерес – и это еще мягко сказано – который испытывал к русскому профессору-психологу некоронованный король транснациональной мафии? Караваев-то полагал, что в Петров
В принципе, здесь было о чем подумать. Беда только в том, что для анализа Илье катастрофически не хватало ни данных, ни времени. Впрочем, информацию можно было, в конце концов, найти. Кто ищет, а главное, кто умеет искать, тот непременно найдет. Но время! Времени у Ильи было крайне мало. Если вообще оставалось. Как ни мало Князь интересовался Зоей, он ее все-таки искал, и это было плохо, прежде всего, для нее, а косвенно и для Вероники. Поэтому все планы Ильи оставались в силе. Домфрона следовало убить, и сделать это нужно было как можно скорее.
Соответственно, и в этот день, как и накануне, он до позднего вечера занимался именно Домфроном. Однако из этого не следует, что Караваев совсем забыл о Реутове. Чем бы Илья теперь ни занимался, дело Вадима он держал в уме тоже. И самого Вадика, скрывавшегося сейчас где-то в Петрове, и его странную историю, выглядевшую при ближайшем рассмотрении, как бред свихнувшегося триллериста, но – вот ведь какое дело – являвшуюся, судя по всему, той самой реальностью, данной нам в ощущениях, о которой Караваев читал когда-то давно в книжке одного из последователей Маркса.
"Плеханов? Каутский? Ульянов? Нет, не помню…"
Сумерки в Петрове наступают рано. И поэтому, когда они вышли от Эккерта, по общему впечатлению на город уже опустилась ночь. Однако, на самом деле, было еще только восемь вечера, и Реутов решил не откладывать на завтра то, что можно было сделать сегодня.
– Знаешь, – сказал он, когда подгоняемые поднявшимся к вечеру холодным ветром, они шли к стоянке, на которой еще днем оставили свой Дончак. – Бери-ка ты извозчика и езжай домой. А я попозже к тебе присоединюсь.
– Что ты собираешься делать? – Повернулась к нему, явно удивленная таким поворотом событий, Полина. – И когда именно наступит это твое "попозже"?
– Понимаешь, – объяснил Реутов, одновременно прокручивая в голове неожиданно возникшую у него идею. – Я, кажется, знаю, как нам добыть неопубликованную часть доклада Ширван-Заде. Но вдвоем тудаидти, не стоит. Дело, сама понимаешь, весьма щепетильное, и при свидетелях человек может просто не захотеть на эту тему разговаривать.
В сущности, он сказал ей правду. Вернее, та часть объяснения, которую Реутов озвучил, тоже являлась истиной. Вопрос деликатный? Несомненно. И просить кого-то о такой услуге при свидетелях неприлично и неловко. Даже если допустить, что человек, которого ты просишь, твой старый друг. Однако правда была, как часто это в жизни и случается, гораздо сложнее и пикантнее, чем мог бы Вадим рассказать сейчас Полине.
Дело в том, что сведения, предоставленные ему Эккертом, хотя и были весьма и весьма интересны, и, разумеется, содержали некоторое количество позитивной, так сказать, информации, на самом деле, были совершенно бесполезны. То есть, в познавательном смысле, все сказанное стариком, было более чем существенно, но в практическом плане, кроме нескольких фамилий давным-давно ушедших из этого мира людей, Реутов ничего нового для себя не узнал. Поэтому доклад сенатской комиссии, упомянутый старым профессором,
Когда-то, когда они с Комаровским были еще студентами Новгородского университета, их отношения без преувеличения можно было назвать дружбой. Сближало их многое, хотя Алексей учился на юридическом факультете, а Вадим в медицинской школе. У них и вкусы были похожие, и на жизнь они смотрели одинаково, но главное, оба они были офицерами-фронтовиками, пришедшими в университет прямиком из госпиталей. И все было бы хорошо, но, в конце концов, подвела их именно общность вкусов. За три месяца до получения дипломов, Вика Турчанинова, которую Реутов уже почти привык считать своей невестой, объявила ему, что выходит замуж за Комаровского. Как ни странно, никакой жизненной трагедии не произошло. Вадим информацию воспринял хоть и тяжело, но по здравом размышлении, считать случившееся катастрофой не стал. Однако Комаровский отнесся к этой истории иначе. Он был страстно влюблен в Вику и, разумеется, отказываться от своего счастья не собирался, но при этом вбил себе в голову, что поступил по отношению к другу некрасиво и даже подло. Насколько он в этом мнении был прав, сказать, на самом деле, трудно. Жизнь штука сложная, а любовь, как теперь смог убедиться Реутов, и того сложнее. Но, так уж вышло, что Комаровский сохранял в себе убеждение в своей неправоте и связанные с ним чувства вины и неловкости перед Вадимом уже без малого четверть века.
Друзьями они быть, естественно, перестали, хотя, видит бог, Реутов давным-давно не таил на Комаровского обиды. Однако вечное чувство вины, которую испытывал Алексей, продолжению дружеских отношений не способствовало. В результате, живя уже много лет в одном и том же городе, виделись они редко, а общались, как теперь принято было говорить, и того реже. Но телефон и адрес Комаровских Вадим знал, и решил – его просто принуждали к этому сложившиеся обстоятельства – сделать сейчас нечто, что еще неделю назад счел бы для себя неприемлемым. Он решил использовать слабость Комаровского себе на пользу, принудив того достать для него засекреченную часть отчета сенатской комиссии. Однако делать это на глазах Полины, Реутову было, разумеется, неудобно, не говоря уже о том, что появление его в доме Комаровских с такой молодой и красивой девушкой, могло разом стереть всю ту "неловкость", которую, как убедился Реутов во время их последней встречи, Алексей испытывал к нему до сих пор.
– Понимаешь, – Сказал Вадим. – Я, кажется, знаю, как нам добыть неопубликованную часть доклада Ширван-Заде. Но вдвоем идти туда, не стоит. Сама понимаешь, дело весьма щепетильное, и при свидетелях человек может и не захотеть на эту тему разговаривать.
– А кто это человек, тоже секрет? – Насупилась Полина.
– Нет, – улыбнулся Вадим, пытаясь смягчить свой отказ. – Какие от тебя могут быть секреты? Это заместитель директора Государственного Архива.
– Ну, у тебя и знакомые, Реутов, – улыбнулась Полина.
– Ну, у тебя и родственники, – ответно поддел ее Реутов, видя, что она уже не сердится.
– Ладно, – кивнула Полина. – Езжай, а я тогда тоже загляну к одному человеку.
– А стоит рисковать? – Сразу же посерьезнел Вадим.
– Никакого риска, – отмахнулась Полина. – Этот парень взломщик сетей, и меня с ним ничего не связывает. Никому и в голову…
– А зачем он тебе понадобился? – Удивился Вадим.
– Ну, ты же не пойдешь в архив университета узнавать про профессора Зимина?