Взгляни на дом свой, путник!
Шрифт:
По возвращении хозяин положил Левину приличный оклад и полную свободу действий, а сам уехал из страны – специально, чтобы не вмешиваться…
– Теперь ты понял, каких людей вытуривает ваша Россия, – заключил Арон. – Ты бы посмотрел сегодня на того Левина. Внешне такой же обормот, в своей бобочке… Когда он идет по заводу во главе специалистов, кажется, что солидные граждане гонятся за городским сумасшедшим, смех просто. Но каким уважением этот сумасшедший пользуется на заводе! Да что на заводе – в деловых кругах страны…
Я вспомнил о другой судьбе.
Уютный и светлый городок Херцлия славился многими своими жителями, большинство которых принадлежало
Мы сидели в дубовой гостиной, широкие окна которой вбирали Средиземное море. И лишь лохматые пальмы смазывали иллюзию корабля. Господин Фангер, смуглый, подвижный, не по годам стройный, в строгом вечернем блейзере, попыхивал старой трубкой с позолоченной головой тролля.
– Я прожил жизнь, молодой человек, кое-чего добился в итоге. И думаю, что Израиль – страна не для того, чтобы тут просто жили евреи, вернее, не только для этого. Кусочек нашей земли точно небольшая сцена, где актеры – евреи. А спектакль рассказывает о том, на что вообще способен человек в труднейших условиях, если он понимает, что деваться некуда. Актеры! Со всеми плюсами и минусами еврейского характера. Но видите ли… Не каждый может играть в спектакле. Нужен талант или хотя бы способности, понимаете, нет? Кто может быть режиссером такого спектакля? Сам Господь Бог! Да, именно Он. Понимаете, нет?
Я кивнул: понимаю, слушаю внимательно.
– В чем состоит задача такого режиссера? В том, чтобы убедить зрителя в возможности жить по-человечески, если взяться за ум. Даже при ограниченных возможностях… Мы ведь довольно бедная страна. Только наши враги кричат, что мы купили весь мир. На самом деле мы живем в долг. И в какой еще долг! Понимаете, нет? Если пересчитать на душу населения наши расходы, то трудно поверить, что государство еще дышит… Показать всему миру, как при таких трудностях, в сплошном окружении врагов, можно сохранять достоинство, и есть задача такого режиссера, как Господь Бог. Понимаете, нет?
Трубка без присмотра погасла, и Фангер поднес к макушке тролля изящную зажигалку. Втягивая щеки и скосив глаза, он следил, как занимается жар, а раскочегарив, блаженно прикрыл веки. Вкусный дым вирджинского табака поглотил настоянный на лимонах вечерний воздух.
– Да, в Израиле много богатых людей, но сама страна довольно бедная. Можно, конечно, ужесточить налоговую систему, но это не выход из положения, – произнес наконец Хаим Фангер. – В демократической стране рост налогов первым делом душит среднего предпринимателя, а это для Израиля самоубийство. Поэтому своим грандиозным спектаклем мы должны встревожить наконец души зрителя. Внушить им, что сцена и зрительный
– Не знаю, – протянул я. – Мне не кажется, что Израиль такая уж бедная страна…
– Я ведь сказал: идет спектакль. Понимаете? Спектакль. Во всемирно известном театре, с блестящими актерами и гениальным режиссером. Разве можно при этом иметь плохое впечатление? Да никогда в жизни! Поэтому вам и не кажется. А возьмите в руки счеты и прикиньте, сколько стоят декорации, зарплата актерам, всякие там фигли-мигли, как охрана театра, обслуживающий персонал. Слава богу, хоть режиссеру платить не надо, он на общественных началах… И увидите, что театр существует только за счет дотации. Понимаете, нет?
– Ну и что? – пожал я плечами.
– Что «ну и что»? – засмеялся Фангер. – Тут есть одна тайна. Едва вы покинете театр, этот искусственный мир, вы почувствуете такую пустоту, такую потерю, что, перефразируя Вольтера, можно сказать: «Не было бы Израиля, надо было бы его выдумать!»
– Не знаю. Арабы наверняка так не думают. Да и многие в этом мире.
– Думают! – вскричал Фангер. – Думают. Я вам открою еще одну тайну. Для арабов существование Израиля – дар Божий. Не будь Израиля, они бы давно перегрызли друг друга. Им надо беречь Израиль. Иначе крышка всему арабскому миру. А если рассуждать шире – всему человечеству надо беречь евреев. Иначе что? Вселенское самосожжение.
– Перегрызут друг друга! – в тон воскликнул я.
– Правильно! – захохотал Фангер. – Теперь я понимаю, что вы все поняли. Чтобы сохранить человечество, Господь должен держать при себе евреев и Государство Израиль так долго, пока самому не надоест свой спектакль. Тогда сам Режиссер опустит занавес и закроет театр. И это будет что?
– Конец света! – вновь вскричал я.
– Правильно! Слушайте, почему вы не переезжаете сюда совсем? Вы ведь сообразительный человек. Ну, помыкаетесь первое время, может быть, и поищете потолще веревку, но потом встанете на ноги…
Вечер мы закончили в бильярдной.
Господин Фангер выиграл у меня дуплетом три шара.
Вот какие воспоминания вдруг пробудились во мне по дороге в Акко.
И кто только, кроме меня, не стремился в Акко! От крестоносцев до Бонапарта. Но если первые овладели Акко с огромным трудом, то Бонапарт во время Египетского похода превратил город в опорный пункт обороны против Сирии…
Я же въехал в Акко без каких-либо сложностей, всего лишь за четыре шекеля, уплетая апельсин и озабоченный лишь тем, куда девать кожуру. Благо сидящая рядом монашка поднялась с места и, шагнув к водителю, опустила банку из-под сока в специальный ящик. Последовав ее примеру, я успокоился, продолжая лицезреть места, по которым не раз маршировали воины фараонов, турецкие янычары и многие иные знаменитые воинства былого.
После столпотворения автовокзала Хайфы местный казался тихим приютом. Поглазев на витрины привокзальных лавчонок, я отправился в город на розыск приятеля, ленинградского писателя В. Т., который приехал в Акко с милой молодой женой Ольгой. И в основном подлечить сердце по настоянию ленинградских врачей. Я готовился к тому, что увижу сейчас хмурого подавленного человека, а встретил ироничного, по-хасидски лукавого бородача. И стан как-то выпрямился, и глаза блестели. В своей жокейской кепке с длинным козырьком приятель напоминал мне американского фермера.