Взгляни на дом свой, путник!
Шрифт:
– Ну молодец, ну симулянт! – Я тряс его прохладную руку. – Это ты должен был меня навещать, а не я тебя.
– Мы оба тут должны навещать друг друга, – со значением ответил приятель. – Рад приветствовать тебя в Акко!
Мы не часто виделись в Ленинграде, даже редко виделись. Приятель «воскрешал» в художественной форме исторические легенды, и делал это ловко и увлекательно.
– Представляю, какой ты получаешь кайф, живя сейчас в Акко.
– О да! – кивнул он. – Верно сказал, именно кайф. Жить в городе, который досчитывает четвертое тысячелетие, не каждому удается.
–
– Вроде клички попугая, – согласился приятель. – Ну, что там у нас на обед?
Все буднично – салат, селедка, борщ, кисло-сладкое жаркое, фрукты. По желанию пиво, или вино, или сок…
Я осматривал кухню. Ничего особенного, обычная ленинградская кухня в «хрущевском» доме. И сама квартирка под стать. Впечатление, словно я в новостройках начала шестидесятых годов, еще в подъезде обнаружилось это сходство.
– И за это шестьсот долларов в месяц?
– Мне еще повезло, – ответил приятель. – Жизнь в Израиле – довольно дорогая штука. И материально, и морально. Все-таки это Восток, знаешь. А мы с тобой люди европейские.
– Или европейские азиаты, – буркнул я.
– Акко, вероятно, наиболее восточный город в этой стране. Тут арабские кварталы сохранились в таком виде, словно еще находятся под властью Саладина. Мечети, бани, караван-сараи – все в приличном состоянии…
Долго рассиживаться за столом не хотелось, я торопил приятеля, ссылаясь на то, что к вечеру надо поспеть в Кармиэль, место незнакомое, и вваливаться к дяде поздновато – неудобно.
И отобедав, мы – я, приятель и его жена Оля – отправились прошвырнуться в старую часть города, к зубчатым крепостным стенам.
Кстати, за свою долгую жизнь Акко не раз менял название. Город был Ака для греков, Птолемадо для Птолемея Филадельфа, при римлянах – Колония Клавдия, при крестоносцах – Сайта-Иоанна. И лишь в 1948 году, к концу Британского мандата над Палестиной, город обрел свое первозданное библейское имя – Акко.
В то же время каждое название города – это целая эпоха, оставляющая свои отметины, на что и обратил мое внимание приятель-дока.
– Видишь, высечен на камне крест, а ниже треугольник, – толкнул он меня в бок у сторожевой башни на одном из морских бастионов. – Это знак крестоносцев. Когда генуэзский флот отбил город у арабов в ходе Первого крестового похода, так сказать, первого вливания европейской крови в жилы Востока…
Я благодарно переводил взгляд с древних крепостных сооружений на вдохновенное лицо приятеля, зарытое в венок, составленный из бороды, усов, бровей и курчавого руна над бледным лбом.
– Ты здорово вписался в местный пейзаж своим обликом, – заметил я. – Монах-францисканец, только одет теплее.
Приятель улыбался улыбкой застенчивого еврейского интеллигента и теребил пуговицу шерстяного жилета, наличие которого в такую жаркую погоду казалось не менее чем странность.
– Как здоровье, ваше священство? – добавил я.
– О здоровье потом. А ты не теряй время, смотри вокруг. Вернешься под свое серое голодное небо и будешь жалеть, что не все вобрал в далеком Акко… Так вот, Саладин отвоевал город у крестоносцев.
– Того и следовало ждать, – вставила Ольга. – Если Восток обнажает меч, то полный разор…
– Ну это не только восточная манера. Крестоносцы, скажем, тоже принесли немалый разор странам Востока. Конечно, восточные народы большие фундаменталисты. И тем не менее впоследствии Акко посчастливилось с Эль-Язаром, албанским авантюристом. Тот сколотил себе царство от Триполи до Дамаска. Жестокий был властелин. И в то же время одержимый градостроитель. Влюбленный в Акко, он собирал тут все, что могли его люди растащить окрест. Сколько он распотрошил дворцов римско-византийской эпохи – и все, чтобы украсить Акко. Поэтому многие мечети и здешние караван-сараи украшают фризы и колонны тех разграбленных зданий. И самое удивительное, что эклектика превратилась в органический стиль…
Так, слушая путеводные лекции приятеля, мы бродили по Акко.
Мечеть Эль-Язар меня удивила – над кровлей Зала крестоносцев взвился тонкий минарет, увенчанный зеленым куполом. Турецкие бани с гигантскими чашами, в которых, казалось, могут одновременно плескаться десятки людей… Но самое впечатляющее – Цитадель крестоносцев. Просторное подземное сооружение являло собой анфиладу залов в готическом стиле с главным залом «криптой», где в рыцарские времена проводили турниры, военные советы под сводом, увенчанным эмблемой Франции – лилией… Кстати, эта эмблема была заимствована у исламских гербов, ее внес в свою геральдику еще в начале нашей эры халиф Саладин…
Улицы, шириной в один разлет раскинутых рук, влекли в колодезную сырую глубину. От каменных стен домов несмотря на жару веяло морской прохладой. Множество лавочников, вывалив свое добро прямо на цементные плиты мостовых, казалось, оставили его без присмотра. Но стоило чуть сдержать шаг, как мгновенно появлялся продавец-араб, от которого не так просто было отвязаться… Особенно тягостная сложилась ситуация в лавке старьевщика неподалеку от караван-сарая Хан-эль-Умдан. Прямоугольная площадь, забранная двухъярусными галереями в мавританском стиле, напомнила мне Пласа-Майор в Мадриде. Ну точно…
Увлекшись, мы всей хорошей компанией вступили на какую-то барахолку, где сгрудились старые телевизоры, велосипеды, холодильники, детали автомобилей, банки с красками, трикотаж… Владелец богатства, небритый араб в кепке и с золотыми зубами, повис на нас тяжелой колодой. Быстрыми глазами он усекал любую вещь, на которой неосторожно задерживался наш взгляд, и тотчас предпринимал попытку всучить ее нам, сбрасывая цену до неправдоподобия. И не было конца его лавчонке, словно мы попали в лабиринт… Спасибо Ольге: схитрив, она купила какую-то безделицу за полшекеля, тем самым вызволив нас из плена.