Взгляни на небо
Шрифт:
Володька, Таир, Мамед да и весь почти класс метались, пытаясь помочь. Их не прогоняли; каждая пара рук здесь была на счету. Ребята что-то тянули, тащили, перекатывали, но ничегошеньки не понимали в этой суете.
Один человек ничего вроде бы не делал. Он стоял в стороне — коренастый, как грабовая коряга, и негромко командовал.
Потом, когда Таиру и Володьке и всем другим мальчишкам и девчонкам показалось, что все уже окончательно и бесповоротно запутано и распутать
— Всем от купола!
И все бросились в стороны от брезентового мамонта.
— Включить лебедки на счет «три»! — рычал человек. — Р-р-раз! Два! Три-и-и! — рявкнул он, и брезент пошевелился, полез вверх.
И куда только делись запутанные тросы, веревки и веревочки! Все стало на свои места. Брезентовый купол натянулся — и получился огромный шатер. Получился цирк-шапито.
Это был какой-то фокус, но никто не удивился — на то и цирк, чтобы фокусы и чудеса!
Таир и Володька старались от души, таскали в шатер скамейки, помогали засыпать арену тырсой — смесью песка и опилок, забивали бесчисленные колышки вокруг шапито — брезент начинал звенеть от натяжения, и наконец пришла награда: их заметил человек с мегафоном — поманил пальцем.
— Цирк любите? — пророкотал он.
Володька и Таир враз кивнули.
— И я люблю, — поспешно влез в разговор Мамед-Очевидец.
— И я!
— И я!
— И я!..
— М-м-да!.. — прогудел человек с мегафоном и насупил кустистые брови.
— Ему бы бороду завести — вылитый Карабас-Барабас, — прошептала Ленка Бородулина.
— А я и есть Карабас, — рокотнул вдруг человек (и как только услышал!), — но я подобрел со временем.
Он подмигнул ребятам и протянул пачку листочков.
— Ну вот ты, курносый, на, бери! Это контрамарки на первое представление. Ждем, — обратился он к Володьке. — Раздай всем, кто нам сегодня помогал. Не хватит, приходи ко мне. Спросишь директора. А теперь брысь. По домам!
Он так рявкнул, что все вздрогнули, а Ленка прошелестела:
— Карабас. Точно. Живой.
Контрамарок хватило на весь класс. Когда Родька подошел и спокойненько протянул руку, Володька едва сдержался, чтобы не съязвить: это же, мол, балаган, вот у тебя в Юрмале… Но сдержался.
— Ты теперь главный администратор цирка? — спросил Родька, широко и нахально улыбаясь.
— Ага! — отозвался Володька. — Бери билет. Просим-умоляем от имени администрации прибыть на премьеру нашего представления.
Родька хмыкнул.
— Небось боится директор, что палатка его полупустой окажется, вот и раздает щедрой рукой контрамарки, — сказал он.
Но Родька ошибся. В день первого представления цирк был битком набит, а вокруг шапито гудела и волновалась толпа неудачников; они просительно заглядывали в глаза счастливчикам, гордо шагающим прямо в объятия контролеров, и жалостливыми, сконфуженными голосами спрашивали, нет ли лишнего билетика.
Контрамарочники прекрасно устроились в проходах, а Володька, Таир и Родька заняли лучшие места — на самой первой ступеньке. Ноги их упирались в барьер арены.
И начался праздник. Собачки играли в футбол воздушными шариками, акробаты совершали немыслимые прыжки и кульбиты, верблюд танцевал вальс, обезьяна показывала высший класс верховой езды, галопируя на козле, клоун… Да, это был замечательный клоун! Он умел делать все, что делали другие артисты, только смешно. Кроме того, он умел играть на обычной пиле, пускать струйки слез из глаз, вынимать из-за пазухи большущий аквариум с золотыми рыбками и делать еще множество замечательных и непостижимых вещей.
С Родькиной физиономии давно уже сошла снисходительная усмешка, он хохотал вместе со всеми, хлопал, орал и веселился.
Но всех перещеголял какой-то мальчишка.
Когда клоун неожиданно выпрыгнул из своих великанских башмаков и сделал сальто, в верхних рядах кто-то так завизжал от восторга, что весь цирк грохнул хохотом и обернулся.
— Гляди, Родька, — закричал Таир, — да это же наш старый знакомый визжит, будто его зарезали!
— Какой еще знакомый? — Родька быстро метнул взгляд назад и нахмурился.
— Ну этот, пижон, у которого мы на пляже костюм спрятали! Гляди, костюм-то тот же!
— Точно! Тот самый, — подтвердил Володька.
— Мало ли одинаковых костюмов! — буркнул Родька и отвернулся.
— Да ты гляди, и латки фальшивые те же, — не унимался Таир.
— Мало ли идиотов одинаковые латки нашивают, — гнул свое Родька.
— Нет, Таир, это не тот пижон. Это другой, — сказал Володька. — Тот был щекастый и белобрысый, а этот худой и черный.
Таир вгляделся внимательней.
— А ведь верно, — удивился он, — другой парень. Странно. Костюм-то тот же, с кем хочешь спорю.
Он внимательно взглянул на Родьку, хотел что-то сказать или спросить, но в это время клоун вытащил на арену упирающегося ослика, точь-в-точь похожего на Чако, ишака-трудягу.
Цирковой осел упрямился, как и полагается только ослу, или же (как потом выяснилось) он очень талантливо изображал упрямство. Артист!
Клоун вскочил на него, резво объехал арену, вытащил из своих бездонных карманов громадный будильник и большую овальную коробку.