Взгляни на небо

Дворкин Илья Львович

— Ничего. Я так, — ответил Родька.

Таир вообще ничего не слышал, он просто корчился от смеха, глядя, как этот надменный петух в мгновение стал мокрой курицей.

Володька тоже веселился вовсю. Родька только усмехался снисходительно. Но затем Таиру и Володьке стало не до смеху, потому что мальчишка вдруг заревел басом, да так горько, так безнадежно, будто у него не штаны с курточкой пропали, а, скажем, родной любимый брат.

Он размазывал кулаком слезы, шмыгал носом, все топтался и топтался на одном месте. Потом

махнул рукой и понуро пошел прочь.

— Хватит, Родька, — сказал Таир, — хватит. Уже не смешно.

— Да, — Володька встал, — надо его догнать. Мальчишка завернул уже за угол ближайшего дома — толстый и бесконечно несчастный.

— Ладно, — согласился Родька, — я сейчас. Ждите меня здесь. — Он проворно выкопал вещи, свернул их потуже, сунул под мышку. — Сейчас я этого слюнтяя догоню, — сказал он и побежал за мальчишкой.

Глава пятая

А потом была республиканская учительская конференция — и целых три дня не было занятий. Володька и Таир уехали в горы и целыми днями пропадали на речке.

Речка была с придурью. Это об ее характере. А со стороны поглядеть — красивая речка, замысловатая такая, извилистая — течет, петляет, журчит на перекатах, в бочажках замирает, кружит неторопливо палые листья.

А с обеих сторон берега — будто кто ножом суетливо вырубил — крутые, обрывистые и все в частых узеньких ступеньках. Страшновато и удивительно увидеть вдруг высоко над собой клочья высохших добела водорослей и среди них — четкий, будто нарисованный, скелет рыбешки или растопыренные в предсмертной тоске рачьи клешни.

И странно представить, что этот мелкий, по колено, ручей с теплой, шелковистой водой может подскочить вдруг до такой высоты и реветь, и выдергивать здоровенные деревья, словно гнилые зубы, и выпиливать в каменистых берегах ступеньки. А именно это и происходит каждую весну, когда начинают таять в горах снега.

Таир и Володька знали все это по рассказам, но явственно представить себе не могли, потому что сейчас, в середине октября, речка была смирна и добродушна. Они уходили далеко от села к водокачке, спускались, держась рукой за всасывающую трубу, к воде, и речка несла их вниз. Надо было просто лечь на живот и страховать себя ладонями, потому что речка на перекатах настолько мелела, что тащила тебя волоком по шершавым голышам. Потом она снова углублялась, и там можно было нырнуть. Течение тащило тебя, а ты таращился в воде раскрытыми глазами, и голыши на дне сливались в серую ленту. Вода в этой речке была хрустально чиста, ила не было — течение уносило его вниз к морю.

Село наверху было большое. Поля его раскинулись по всей долине. Росли на них чай и цитрусовые растения — мандарины, лимоны и грейпфруты. Таир и Володька приехали сюда к Таировым родственникам. Здесь было здорово — тут тебе и горы, и чистый воздух, и козье молоко, но мальчишки тосковали по друзьям своим, по морю и целыми днями не вылезали из речки.

В тот день, когда произошла эта история, они решили спуститься вниз по течению как можно дальше.

Таир насовал лепешек и сыру в полиэтиленовый мешочек, крепко завязал его, чтобы вода не проникла внутрь, Володька привязал мешочек леской к руке, и они отправились в долгое свое путешествие. Речка подхватила их и понесла.

Но уже через несколько сот метров экспедиция была прервана. Таир вдруг остановился, вскочил на ноги и прошептал:

— Гляди, Володька, ты видишь?

— Что?

— Ты видишь эти разноцветные пятна?

— Ну и что?

— Балда, это же нефть где-то сочится! Действительно, на поверхности речки радужно переливались длинные пятна.

Таир даже подпрыгивать начал от возбуждения; вода журчала, обтекая его колена, и пятна дробились, сворачивались в тонкие жгуты, но переливались еще ярче.

— Ну-ка, ну-ка, — говорил Таир и шевелил ноздрями, как пограничная собака, — поглядим, посмотрим… — Он стал на колени, понюхал воду, потом зачем-то лизнул ее. Затем вскочил так стремительно, что Володька даже отпрянул.

— Ты понял?! — заорал Таир.

Глаза его как-то по-сумасшедшему сверкали.

— Чего понял? — Володька на всякий случай отодвинулся подальше.

Таир поманил его, зачем-то оглянулся по сторонам, хотя вокруг ни одной живой души не было, если не считать рыб, и прошептал:

— Ме-сто-рож-де-ние!

— Где? — испугался Володька.

Таир поднял палец, помотал его перед Володькиным носом:

— Тс-с-с! Здесь! Где-то! Рядом! Нефть! У-у! Ме-сто-рож-де-ние!

— Ну да?! — Володька тоже почему-то стал озираться.

— Точно! Раньше плыли — не было? Не было. Теперь есть? Есть! Откуда? — Таир обжигал азартным шепотом Володькино ухо. — Искать надо! По течению пойдем, вверх. Найдем. У-у! Что будет!

— А что?

Володька тоже стал перебирать ногами от нетерпения.

— Что! Чудак! Месторождение ведь! Нефть! Польза какая! Черное золото! Что! Он еще спрашивает! С Луны упал, да?

— Сам с Луны упал, — машинально ответил Володька. — Надо в село бежать. Расскажем.

— Тс-с-с! Эх ты! Сами найдем! Представляешь? Ищут, бурят, а тут мы сами! Геройский поступок! Юные разведчики недр! Черное золото! Подарок любимой Родине! В «Пионерской правде» вот такой портрет! — Таир попилил ладонью свой пуп.

— Ну да?! Вот такой? — Володька тоже попилил.

— Это что! В телевизоре покажут! Точно! По радио! Обалдеют все! Черное золото.

— Бежим!

— Куда?

— Расскажем! Приведем! В «Пионерке», говоришь?

— Ну!

— Родька лопнет от зависти. Ха! Все лопнут! Черное золото! Бежим скорее.

— Да погоди ты! Бежим, бежим. Найти сперва надо.

— А как?

— Вверх по течению пойдем. И на пятна глядеть станем.