Взлет и падение короля-дракона
Шрифт:
— Ты вернешься? — спросил он, как бесчисленное число других женщин и мужчин спрашивали своих уходящих возлюбленных, но только не Хаману, только не Король-Лев, ни до, ни после.
Телеми вернулась, по своему. Она основала свое поселение друидов достаточно близко от Урика, чтобы он примерно знал, где она находится, но на дальней стороне безжизненной соляной пустыни, чтобы его магия не могла дотянуться до нее. Так оно и было до тех пор, пока однажды ночью этот Павек, тупой и упрямый кусок человечества, который заставил ожить давно забытые воспоминания, не открыл проход для короля через пустыню. Тогда Хаману спас деревню Телами от одного из своих любимцев. Он мог бы спасти и ее саму, но вместо этого она предпочла умереть.
Он так и не узнал, нашла ли она этот проклятый водопад. Так как он любил ее, он надеялся, что нашла. Так как она бросила его, он надеялся, что нет. Павек мог бы знать, но тринадцать веков научили сына фермера задавать вопросы только тогда, когда действительно хочешь знать ответы.
— Иди домой, — сказал он Павеку. — Ночью я сам буду смотреть за сундуком. Возвращайся завтра или послезавтра.
Темплар встал на колено и застыл на месте, так как с потолка опустился сверкавший серебром вихрь, пошевелил листы пергамента и превратился в Виндривера.
В высшей степени подходяще — неприятный конец совершенно неприятного дня.
— Я думал, что ты в Ур Драксе.
— У меня есть вопрос, О Могучий Хозяин.
— Я должен был знать это.
Маленький вихрь и тень, это было все, чем мог тролль повлиять на материальный мир, зато он мог видеть все — от Раджаата в своей тюрьме в окрестностях Ур Дракса до темплара со шрамом, читающего один за другим исписанные твердым почерком листы пергамента.
— Твой маленький друг может найти ответ на этот вопрос очень интересным, О Могучий Хозяин, если, конечно, ты собираешься ответить на него.
Хаману мог выдернуть мысли из живого сознания, мог и распутать воспоминания обычного умершего, но он ничего не мог поделать со своим старым врагом, Виндривером, поэтому он просто сказал, — Спрашивай, но для себя. Не впутывай Павека в твои планы.
— О Могучий Хозяин, это вопрос как мой так и его. Я слышал, как он слетел с кончика его языка, когда он перевернул последний лист пергамента.
Бедный Павек — он сказал что-то, что подслушал Виндривер, и сейчас он использует каждый трюк, которому научился будучи темпларом, каждый кусочек друидства, которому Телами обучила его, чтобы сохранить свои мысли в тайне, не выдать себя. Безнадежная борьба, точнее, она была бы безнадежной, если бы Хаману дал хитрым и жестоким словам Виндривера обмануть себя.
Спрашивай для себя.
Его голос развеял серебряную тень Виндривера на все четыре стороны. Это было не слишком большим неудобством для тролля, чей образ вновь появился спустя удар сердца после того, как исчез.
— Как прикажешь, О Могучий Хозяин. Почему Раджаат выбрал тупоголового, неумелого и неловкого придурка вроде тебя, чтобы заменить Мирона из Йорама?
Хаману почти улыбнулся, почти рассмеялся вслух. — Виндривер, я никогда его не спрашивал, а он никогда не говорил. Возможно у него были для этого веские причины — не с твой точки зрения, конечно. Ты всегда побеждал Мирона, но как только я стал Сжигателем-Троллей, моя победа стала неизбежной.
Тень скрюченного пальца почесала тень серебряной челюсти, упрямо выдвинутой вперед. — Возможно. Но возможно и нет. Кто-то же научил тебя стратегии и тактике, о которых Мирон даже не подозревал, и ты бы тоже никогда не додумался, пока был… — Голос Виндривера, звучный глубокий голос тролля увял, превратился в шепот.
— Живым? — закончил Хаману его фразу. — Ты никак не можешь смириться с тем, что сын фермера из Кригилл смог победить и уничтожить троллей. Ты предпочитаешь верить, что Раджаат добыл дух какого-то давно умершего гения и поселил его в мое тело.
— Да, такая мысль давно свербит мою голову. Я был в овражных землях, Ману из Дэша. Я видел тебя: здоровенный, жилистый молодой парень. Ты выглядел совсем молодым, а действовал вообще как ребенок: стоял, выставив вперед свой блестящий стальной меч, причем твоя нижняя челюсть висела так низко, что мекилот мог бы залезть тебе в живот. Да ты даже не знал, за какой конец держать оружие, которое было у тебя в руке. Я видел, как твой собственный человек подбежал к тебе, чтобы убить тебя в отместку за поражение и позор, который ты принес своей армии. Потом я моргнул, и ты исчез. А в следующий раз, когда я увидел тебя…
Нематериальные серебряные слезы полились из глаз тени, и до Хаману дошло, что Виндривер узнал его в тот день на утесе. Заодно он сообразил, что тролль может ответить на один из вопросов, которые уже тринадцать веков жгли его душу.
— Нас предали?
Виндривер проглотил свои слезы. — Предали?
— Мирон из Йорама, послал ли он специально моих ветеранов к твоим троллям? Откуда ты узнал, где мы?
— Мы всегда уходили в овражные земли, когда стебли йоры становились достаточно высоки и приходило время урожая. Сжигатель-Троллей никогда не преследовал нас там; ты знаешь почему…
— Я преследовал вас.
— Да, О Могучий Хозяин, ты преследовал нас повсюду, но не Мирон. Я думаю, что он не ожидал твоего возвращения, но он не предавал, ни тебя, ни нас. Лично я даже не догадывался о той грандиозной игре, которую затеял Мирон, пока не заглянул через плечо Павека и не прочитал твой рассказ.
Какое время они молча глядели один на другого — один сквозь другого — бессмертный дух и бессмертный Доблестный Воин. В плотном воздухе висели невысказанные слова и несостоявшиеся дела.
Павек, смертный, который этого не понимал, а возможно и не мог понять, прочистил свое горло. — О Могучий Король — что случилось после битвы? Как вы убежали из этой дыры-тюрьмы?
Хаману покачал головой. Он не убегал, никогда, ни от кого.
— Да, — добавил Виндривер, стряхивая с себя оцепенение. — Раджаат, похоже, хорошо приготовился для торжественного приветствия.
— Не Раджаат, — прошептал Хаману.
Никакое волшебство или трюки псиоников не могли изменить его воспоминания. Он чувствовал эти стены так, как если бы он мог коснуться их рукой, как тогда, тринадцать сотен лет назад, когда сообразил, что его запихнули в зерновую яму. Его пальцы ощупывали холодные и гладкие кирпичи, в поисках выхода. Дай человеку тысячу лет, все равно он не сумеет продраться через обожженные в печи плитки или выковырять хотя бы одну из них из стены. Дай ему еще тысячу лет, все равно он не сумеет забраться наверх по стене своей тюрьмы, и не имеет значения, сколько раз он пытался подняться по гладким кирпичам и соскальзывал обратно, сколько раз он выкапывал землю со дна ямы и мазал ею стены.