Взлет и падение короля-дракона
Шрифт:
— Он не закончен, не полностью соображает, что происходит.
Павек вспомнил листы пергамента, вспомнил место о Борсе и о сотне лет, в течении которых незавершенный дракон рыскал по Центральным Землям, прежде чем пришел в себя.
— Он больше, чем Дракон Тира, — сказал Джавед, не обращаясь ни к кому в отдельности; он был единственный среди них, кто мог сравнивать. — Другой, хотя и очень похожий.
— Страж, Павек. — Голос Руари. — Где страж?
— Я не могу призвать его, — ответил он, в его голосе прозвучали отчаяние и поражение. — Они не могут быть в одном месте, Хаману и страж, одновременно.
Раздался хор ругательств, за ним стоны ужаса и отчаяния, и крик, когда один из друидов предпочел прыгнуть с башни и разбиться насмерть, а не оказаться лицом к лицу с Драконом Урика. Дракон был уже в сотне шагов от башни — сотне шагов Павека, восемьдесят Джаведа, около десяти дракона. Теперь они могли видеть его совершенно отчетливо, более отчетливо, чем кто-нибудь действительно хотел бы увидеть дракона.
Павек, который видел настоящую форму Хаману, мысленно сравнил их и решил, что, хотя в чем-то они и похожи, различий намного больше. Ноги с когтями были такие же, только намного больше, и глаза дракона были серно-желтые, глаза Хаману. Зато глаза были без век и покрыты радужными чешуйками, мерцающими на свету. А их зрачки были настоящие мечи, по форме и по размеру. Они казались не столько глазами, которыми дракон глядел на мир, сколько отверстиями в бездонное и мрачное пространство.
Чем больше Павек глядел в них, тем меньше они казались похожи на глаза Хаману, и тут дракон наклонил свою массивную голову.
— Он видит нас, — сказал Джавед. — Хаману знает, что мы здесь. Уходите, О Великий! Урик больше не ваш дом. Идите и сразитесь с Раджаатом!
Дракон наклонил свою голову в другую сторону. Павек — и им всем — на миг пришла в голову соблазнительная мысль, что есть надежда, что в драконе осталось что-то от Короля-Льва Урика, что-то, что сопротивляется безумию, которое в свое время держало Борса в плену около ста лет. Надежда исчезла, когда дракон зарычал и из его рта вылетела струя раскаленного песка, которая вдребезги разнесла массивные ворота прямо под ними.
Дракон шагнул вперед, расставив верхние лапы-руки так широко, что мог бы схватить мекилота, ядовитая пена капала с его обнаженных клыков. Сердце Павека заледенело под ребрами; он не смог держать глаза открытыми. Полуразрушенные, едва стоящие стены вздрогнули, а потом была вспышка света — золотого блесящего света, который ослепил всех, чьи глаза не было закрыты. Потом дракон заревел во второй раз, и в третий, а между ревом были слышны крики смертных. Воздух наполнился отвратительно пахнувшим паром.
Павек решил, что он сейчас умрет, вместе со всеми остальными, но смерть не взяла его, и, открыв глаза, он увидел, что и все остальные вокруг него остались живы. Те же, которые кричали, кричали от ужаса, а не от ран.
Дракон упал на землю. Он лежал на спине, потрясенный, но видимых ран на нем не было. На мгновение — очень короткое, так что Павек решил, что ему это почудилось — он показался человеком, ползущим к солнцу, знакомым человеком со смуглой, темно-желтой кожей и длинными черными волосами, а вовсе не драконом. Но это определенно был дракон, который вскочил на ноги и вызывающе заревел.
Стены Урика ответили еще одной золотой вспышкой, и дракон отступил.
— Короли-Львы! — закричал один из темпларов. — Глаза Королей-Львов!
Огромные хрустальные глаза, вырезанные и нарисованные на всем протяжении городских стен, сверкнули золотым светом в третий раз, заставив дракона отступить еще дальше.
— Страж, — поправил Павек темплара, смеясь и крича от радости.
Его веселье было заразным, но прожило недолго. Дракон не сдался, и хотя свет стража отгонял его каждый раз, когда он пытался пройти через стену, такое положение не могло продлиться долго.
И оно не продлилось. Задолго до полудня над южным горизонтом появился другой облачный столб. Они заговорили, обмениваясь именами врагов Урика, пока столб не стал достаточно большим и достаточно близким, и тогда они увидели синие молнии, бурлящие внутри.
— Тирский Ураган, — пришли все к единому мнению, но Джавед и Павек знали лучше.
— Раджаат, — сказали они друг другу.
— Они будут сражаться; Король-Лев победит, Дракон Урика победит, — продолжал Джавед.
— Не здесь, — возразил Павек. — Иначе они разрушат город.
— Может быть да. Может быть нет. Может быть он увидит, кто приближается и пойдет на юг, чтобы встретить его. Если бой будет достаточно далеко на юге, город не пострадает.
На какое-то время они стали самыми настоящими шутами, и, пока ураган Раджаата приближался к городу, бегали, прыгали вверх и вниз, кричали и размахивали руками, пытаясь привлечь к себе внимание дракона. Это было глупо и бессмысленно, так как он был безумен, не понимал их и не глядел на нового врага, приближающегося со спины.
Если — если Дракон Урика продолжал считать Раджаата врагом. Если в нем осталось достаточно от Хаману, чтобы ненавидеть своего создателя. Если он не стал последним Доблестным Воином Раджаата, предназначенным для того, чтобы уничтожить все человечество в Центральных Землях.
Страж вполне мог сражаться против безумного и безмозглого дракона, но не против вполне осмысленного безумия Раджаата.
Павек соскользнул вниз по лестнице башни. Он открыл заднюю дверь — охраняющее ее заклинание рассеялось, когда Хаману освободил медальоны — и побежал к дракону.
— Раджаат, — закричал он, хотя слова, которые он держал в уме были словами, которые написал Хаману, и в голове его роились образы, которые они вызывали. — Пришел Раджаат — он хочет уничтожить Урик.
Дракон шагнул вперед, широко раскрыв руки, чтобы добраться до Павека. Желтые глаза Короля-Льва отогнали его обратно.
Павек попытался опять: — Урик, Хаману — Раджаат хочет уничтожить Урик.
Еще один шаг, еще одна вспышка.
— Поля, Хаману. Он уничтожит поля, на которых растет пшеница!