Взлет и падение короля-дракона
Шрифт:
За исключение стального медальона, который Джавед всегда носил на груди, командор не слишком доверял магии, будь то магия волшебников или друидов. Но именно магия заставила их всех опять прильнуть к перилам баллюстрады, когда сержант крикнул:
— Вот он!
Ворота были закрыты, и за башней не было никаких других зданий, где Хаману мог бы укрыться, пока он надевал на себя блистающие доспехи, его символ, в которых он вел в бой армии Урика уже тринадцать сотен лет. Да, это был он, одинокая фигура, сверкающая на свету, и пока кровавое солнце поднималось
Павек хотел верить. Он хотел бы, чтобы его сердце наполнилось восхищением, благоговением или страхом перед настоящим Доблестным Воином. Он хотел бы испытать отчаяние от того, что абсолютно точно знал, что даже у Доблестного Воина нет шансов победить силу, против которой встал Король-Лев. Вместо этого он не чувствовал ничего, унылое, кислое ничего, потому что, забрав Руари, Хаману доказал, что он ничем не отличается от своих врагов, и нет никакой надежды для Атхаса.
Тем не менее он был не в состоянии отвернуться. Он смотрел, прикованный к месту, как сверкающая фигура становилась все меньше и меньше, пока совсем не скрылась из виду.
— Что теперь? — спросил один из друидов Квирайта. — Время призывать стража?
Павек покачал головой. Он уселся на пол, прислонился спиной к одному из фигурный столбиков южной балюстрады и спрятал лицо в руках. Солнце начало свой ежедневный подъем над восточным горизонтом. Небо изменило цвет, в воздухе уже чувствовались первые намеки на дневную жару. Павек поднял голову и взглянул на поднимавшееся светило. Судя по скорости, с которой шел Хаману, он уже был около одной из рыночных деревень. Павек опять опустил голову.
— Павек!
Он взглянул вверх. Голос был знаком. Сначал он подумал, что голос идет из его собственного сердца, а не из ушей — но другие тоже услышали его и сейчас смотрели на ступеньки.
— Павек!
Павек уже был на ногах, когда Руари преодалел последнюю ступеньку.
— Павек, ты никогда не поверишь тому, что случилось…
Юноша споткнулся. Джавед подхватил его — что само по себе было чудом, хотя и другого сорта — и поддерживал на ногах, пока сержант военного бюро не прибежал со стаканом воды в руках. Руари вздохнул, задохнулся, покачнулся и с трудом сделал еще один шаг по направлению к Павеку. Видно было, что до башни он бежал, бежал и по ступенькам вверх, и был почти без сил. Его волосы потемнели от пота и пыли, залепившей ему шею и плечи. Вся его одежда тоже потемнела, а пропитанная потом рубашка свисала с высоко поднятых плеч.
Павеку понадобилось еще одно мгновение, чтобы осознать, что рубашка была шелковой, по краям обшитой золотом; ничего подобного Руари не мог найти в красно-желтом доме в квартале темпларов.
Тогда он схватил Руари за запастья и жестко тряхнул. — Где ты был, Ру? Я тебя искал. Все тебя искали. Тебя не было в твоей комнате.
— Ты никогда не поверишь, — опять повторил Руари, который никак не мог отдышаться.
— Попробуй объяснить.
Они дали ему еще один стакан воды и усадили на стул.
— Я был пьян, Павек…
— Знаю.
— Я был настолько пьян, что подумал, что это Смерть, когда она вошла ко мне в комнату. Но она не Смерть, Павек, — Руари глотнул еще воды.
Павек ждал. На самом деле ему не надо было слышать больше. Вполне достаточно, что Руари остался жив после встречи с Королем-Львом, так как, без всякого сомнения, на нем рубашка самого Хаману. Он не хотел ничего больше, только схватить своего друга и посильнее прижать к груди, но Руари наконец-то отдышался и заговорил снова.
— Она была невероятно прекрасна, когда стояла, освещенная лунным светом. Я подумал — я подумал, что не бывает лучше, но потом мы полетели, Павек…
Павек начал было трясти головой не веря Руари, но потом остановил сам себя. Руари не было в его комнате; Руари был с Хаману — что бы там полуэльф не видел, не думал или не выбрал верить — и вполне возможно, что он летал. Это было хорошее объяснение шелковой рубашки.
— А потом я проснулся в огромной кровати — на крыше дворца. Крыше королевского дворца! Ты можешь это объяснить?
Павек кивнул.
— Ветер и огонь — я знал, что вы меня ищете. Я нашел какую-то одежду и выбрался оттуда так быстро, как только мог — я знал, Павек, что ты будешь сердиться. Я не сомневался. Но что это все значит?
— Прихоть Льва, — хором сказали сержант и друид.
— А что с девушкой? — спросил Павек.
Руари смутился; его и так раскрасневшаяся от жары кожа стала еще темнее, темнее чем кровавое солнце. — Я отправил ее назад, в твой дом — в сорочке, Павек. Я нашел там другую сорочку для нее и отправил ее в квартал темпларов.
Раздался смех, как мужской, так и женский. Лицо Руари опасно засветилось.
— А что еще я мог сделать? — обиженно спросил он.
— Ничего, Ру, — успокоил его Павек. — Ты все сделал правильно. — Он так крепко обнял своего друга, которого еще несколько минут назад считал мертвым, что у того затрещали кости. — Как ее зовут?
— Не знаю, Павек, но она прекрасна и, я думаю, любит меня, — прошептал Руари с ухо Павека, прежде чем тот выпустил его из своих могучих объятий. — Я думаю, это навсегда.
— Я уверен в этом. — Павек поставил Руари на расстояние вытянутой руки; юноша действительно казался одурманенным. Впрочем, это было не удивительно. — Я уверен, что вы будете счастливы вместе.
Своим внутренним взором он увидел их обоих вместе — Руари, прекрасную женщину и их прекрасных детей; у одного из них были желтые глаза. Раньше у Павека никогда не было видений; пророческий дар — не частo встречается среди друидов… и темпларов. Но он поверил тому, что увидел, и на сердце стало легче. Он опять обнял Руари, потом отпустил его и вместе они подошли к южной баллюстраде башни, но своим внутренним зрением он по-прежнему видел их обоих, вместе; он глядел на пустую дорогу, не видя ее, пока видение не потускнело.