Взлетная полоса
Шрифт:
В Есино, уже на месте, в инженерном домике, Бочкарев спросил Сергея:
— С чего начнешь?
— Покажите чертежи. Надо знать, как вы завершили дело, — попросил Сергей.
— Резонно, — не стал возражать Бочкарев, извлек из вместительного сейфа и выложил на стол тугой рулон ватмана. — Здесь все.
Сергей углубился в чертежи. Читал он их не очень быстро. Ему в этом деле явно не хватало практики. Но разобрался во всем безо всякой посторонней помощи. И даже, как ему показалось, сумел различить то, что внес в конструкцию Окунев и что не обошлось без руки Бочкарева. Зато с цифрами он справился куда как скоро. Математические выкладки, формулы, расчеты он глотал как упоительную поэзию. Легко мог бы подметить ошибки,
«Фотон» создавался как прибор нового поколения. И в отличие от своих более ранних собратьев должен был стать качественно новой ступенью в развитии приборов ночного видения. В нем применялось многое такое, от использования чего ожидался большой эффект. Но это было еще не все. Особенности «Фотона» вовсе не ограничивались только этими техническими новинками или даже примененными в нем оригинальными конструкторскими решениями. «Фотон» не был просто прибором. В сущности, это была очень сложная система, способная не только воспринимать изображение в темноте или в условиях ограниченной видимости, но умеющая передавать полученную информацию на свой аэродром и одновременно записывать ее для контроля на особую пленку. Сергей смотрел на чертежи, испытывая смешанное чувство удовлетворения и ревности. Удовлетворения — от того, что нашел в них воплощение всех своих мыслей. Ревности — по той причине, что многое было сделано без него. Когда он уезжал, большинство узлов существовали как бы сами по себе. Теперь же все они были объединены в одно целое.
На этом заключительном этапе работы, завершившемся сведением всех разрозненных компонентов схемы в одно общее, особо проявился талант и опыт Бочкарева. Сергей всем нутром чувствовал, что мог бы многому научиться у него в этот период, и сейчас больше чем когда-либо жалел о том, что Кулешов сорвал тогда его с работы здесь и отправил «латать дыры» в Речинск. Досада по этому поводу была большой и серьезной. И ощущалась тем острее, чем глубже вникал он в чертежи. Потом неожиданно появилось беспокойство: «На бумаге все гладко. А как окажется на деле?» Бочкареву словно передалась эта его мысль.
— Что скажешь? — дождавшись, когда Сергей закончил просмотр последнего листа, спросил он.
Сергей ответил откровенно то, что думал:
— Вроде все на месте. А в общем, как говорят медики, вскрытие покажет.
Бочкарев добродушно усмехнулся:
— Они еще говорят, что предупредить болезнь легче, чем ее лечить.
— Тоже правильно, — согласился Сергей.
— Ну а раз правильно, иди в ангар, посмотри еще там, может, и придумаешь что-нибудь.
Сергей вышел на улицу. Полетов в этот час не было, и над городком стояла томительная тишина знойного летнего дня. Сергей обогнул инженерный дом, миновал перекресток, зеленой, тенистой улочкой прошел к летному полю. Аэродром выглядел непривычно. Когда Сергей уезжал отсюда в Речинск, он был покрыт снегом невероятной чистоты и искрился под солнцем миллионами разноцветных блесток. Теперь на нем буйствовали травы. Над ними, как колокольчики, тут и там висели жаворонки, оглашая воздух звонкими прерывистыми трелями. Лишь взлетно-посадочная полоса, не меняющая своего облика ни зимой, ни летом, ни осенью, ни весной, выглядела все той же застывшей каменной рекой, незримо мчавшейся мимо командно-диспетчерского пункта, мимо домика, в котором отдыхали пилоты, и терявшейся из глаз где-то у кромки леса.
Вид аэродрома почему-то успокаивал. И Сергей почти уверенно подумал, что все должно быть хорошо, что испытания должны пройти успешно. С этой мыслью он и появился в ангаре, где стояла спарка, на которой монтировали «Фотон». Возле нее копошились люди. Тут был Окунев, Заруба, еще несколько человек из КБ и еще
— Где ты запропастился? — вопросом встретил его Окунев.
— Смотрел чертежи, — ответил Сергей.
— Что их смотреть? Тут давно уже все перемешалось: начнешь сравнивать — ничего не найдешь похожего, — вмешался в их разговор Заруба.
— Шутишь? — не поверил Сергей.
— А ты залезай сюда, — пригласил Сергея в кабину пилота Заруба.
— Подожди. Дай я его познакомлю с кем надо, — остановил Остапа Окунев. — Дальше вкалывать вместе будем. Вон, например, старший по самолетной части, арбузного вида подполковник минус инженер, товарищ с парадоксальной фамилией Жердев. Он же Николай Филиппович. За пределами ангара — человек добрейшей души. Даже животных любит. Частенько гуляет с Володиной собакой. В ангаре — вредней не найдешь. Уже не арбуз, а просто упырь. До самолета, практически, дотрагиваться не разрешает, не то что там его сверлить или как-нибудь разбирать…
Сергей знал Жердева уже давно. Правда, встречался с ним всего несколько раз. Но сейчас слушал Олега больше из любопытства, наблюдая, как реагирует на всю это болтовню сам Жердев. А тот и виду не подавал, что разговор идет о нем. Но потом, вдруг отмахнувшись от Олега, как от назойливой мухи, рукой, сказал:
— Кончай травить. Делом пора заниматься.
— Так и я о том же, — быстро нашелся Олег. — Хочу представить вас друг другу.
— Мы и без тебя сто лет знакомы. Пойдем, Сергей Дмитриевич, на солнышко. Покурим. У нас только там разрешается спички зажигать, — предложил Жердев и взял Сергея под руку. — Покурим и заодно потолкуем.
— Ах, знакомы… — нарочито удивленно развел руками Окунев. — Тогда, конечно, чего уж тут мне стараться!
Сергей принял приглашение, хотя курить ему совершенно не хотелось.
— Ребята они, конечно, мозговитые и с воображением, — усаживаясь на скамейке, сразу перешел к делу Жердев, — Но одного не могут взять в толк: ни вы, прибористы, не рассчитывали ставить свой прибор на эту спарку, ни мы, самолетчики, не предвидели, что ее придется вооружать такой техникой. Вот и спорим: места-то лишнего в самолете нет. Как ни старались, как ни ругались, а установить прибор так, каким вы его скомпоновали, не удалось. Остап правду сказал, пришлось снова на части его разбирать и по частям монтировать. Один узел тут, другой там…
Жердев рассказывал долго, подробно и доходчиво. Но еще лучше он показывал. Его пальцы, совершенно уверовал Сергей, могли изобразить все. Так что в конце беседы Сергей, хотя устройство самолета он знал лишь в самых общих чертах, мог довольно четко представить, как же теперь выглядит их детище. И все же когда они вернулись в ангар и он заглянул в кабину спарки, ему стало не по себе. От той ладно скомпонованной системы, которую он видел на чертежах, действительно не осталось и следа. Но еще больше его поразило обилие приборов и полное отсутствие какого-либо лишнего свободного места в кабине. Всю ее, по всем направлениям, пересекали сейчас провода. Во всех, как казалось Сергею, самых неподходящих местах, явно нарушая созданный конструкторами самолета порядок, крепились узлы и блоки системы «Фотона». Сергей многозначительно присвистнул.
— Не нравится? — спросил Заруба.
— Боюсь, что дизайнеры нас не похвалили бы, — откровенно ответил Сергей.
— Черт с ними, с дизайнерами. Забота была другая: обеспечить в устроенном нами бедламе нормальные условия для работы пилоту.
— А он уже видел все это?
— Сказал: «Пойдет». Володька твой парень покладистый. Характерец у него получше твоего.
— Ничего удивительного, родители учли рекламацию и усовершенствовали модель, — отшутился Сергей. — Что еще осталось монтировать?