Взорвать «Аврору»
Шрифт:
К перрону Витебского вокзала подкатил поезд. Среди множества других пассажиров из него вышел и Семен Захаров. Длинная серая шинель резко выделяла его в толпе.
Чуть замешкавшись, он нашел взглядом патруль ГПУ, который проверял приезжих, и направился к нему. Старший патруля, взглянув на петлицы приезжего, бросил ладонь к серой буденовке с краповой звездой.
– Как мне на Главопочтамт попасть? – осведомился Захаров.
– Это вам на улицу Союза Связи надо. Ну, значит, выйдете сейчас на площадь перед
Ресторан, в который привез его Епишин, находился в гостинице «Европейская», на углу проспекта 25 Октября и улицы Лассаля – бывших Невского проспекта и улицы Михайловской – и поразил Владимира совершенно буржуазной обстановкой. Можно было подумать, что он и не уезжал из Риги в Совдепию – настолько все здесь было похоже на Запад. Те же официанты в черных фраках и белых пластронах, те же звуки джаза с эстрады, тот же чарльстон на танцплощадке, те же прически «бубикопф» у неумеренно накрашенных барышень. Разве что лица у толстых мужчин, сидевших со своими спутницами за богато накрытыми столиками, были совершенно неевропейскими. На них толстым гримом лежало самодовольство, за которым, однако, глубоко скрывался страх.
«Их можно понять, – подумал Сабуров. – Ведь нэп – не навсегда. Не сегодня-завтра Сталин прихлопнет эту лавочку». Об этом писали западные газеты.
Его размышления прервал звучный хлопок шампанского. Епишин ловко открыл бутылку «Абрау-Дюрсо» и разлил шипучий напиток по бокалам. Официант поставил на стол большую вазу с фруктами. Дамочки, сидевшие за столом, потянулись к ним.
– Н-ну-с, господа бывшие офицеры и присутствующие здесь дамы, – поднимая бокал, возгласил Борис. – Давайте выпьем за зарю туманной юности, которая проходит, но оставляет, тем не менее, след на сердце… Ну, Вовка, по-гусарски, а?.. Как в былые дни… Помнишь выпускное построение?.. – Он зажмурился и тряхнул головой. – «Смирно! Равнение на знамя! Прапорщик Епишин – в 203-й пехотный Сухумский полк!» И генерал при полном параде… как его звали, Авдеев, что ли…
– Антипов, – хмуро сказал Сабуров, имея в виду Владимира Васильевича Антипова – командующего Владимирским военным училищем в 1908–1915 годах.
– Точно – Антипов! – Епишин лихо опрокинул свой бокал. – Эх, было время…
Сабуров молча отпил из бокала сладкое шампанское. Девушки кокетливо косились на него.
– Твой друг такой романтичный, Борюсь, – протянула одна из них – плотненькая брюнетка.
– И загадочный-загадочный, – добавила вторая, высокая, хрупкая блондинка лет двадцати пяти на вид. – Совсем на меня не смотрит.
– А чего это он должен смотреть на тебя? – возмутилась первая. – Он и в моем вкусе тоже.
Епишин, хрустя яблоком, добродушно хмыкнул:
– Девочки, не цапайтесь. Он еще в училище был у нас этот самый… как его… Иосиф Прекрасный.
– Зато теперь должность Иосифа Прекрасного занята, – хмуро бросил Сабуров. – Причем в масштабах целой страны.
Барышни захихикали. Епишин поморщился.
– Слушай,
– Ой, меня тогда еще и на свете не было, – прыснув, заявила брюнетка.
– И меня тоже, вообще-то, – добавила блондинка.
– Ну и ладненько, – подытожил Епишин. – Давайте за случайные встречи… – Он быстро поцеловал ручки обеим девушкам, выпил свой бокал и кивнул Владимиру: – Ну?.. Тебя же после выпуска куда-то в 18-ю дивизию отправили, да? В 69-й Рязанский, насколько я помню? – Он снова крутанулся к барышням: – Девочки, я понимаю, что это все скучно, но мы быстренько.
Девушки великодушно покивали. Сабуров пожал плечами.
– Да ничего интересного. Воевал, был ранен… все, как у всех.
– Кем закончил?
– Штабсом. Потом призвали в Красную Армию.
– Слушай, и меня тоже, – оживился Епишин, – в смысле закончил штабсом, а потом призвали… ну, пришлось идти. – Он оглянулся на барышень и понизил голос. – Мать в заложницы взяли. Куда денешься?.. И вперед, на советско-польский фронт…
– А что слышно о других наших? – решил перевести тему Владимир. – Петя Перепеличко, Толя Альтман, Славик Стремянников?..
Епишин помрачнел.
– Перепеличко, кажется, в Крыму, в каком-то там сельхозтехникуме в Симферополе, что ли… Альтман, насколько я знаю, служил у Врангеля, потом пропал. А Славик погиб. Его же в один со мной полк… Ну и в июле шестнадцатого, когда мы под Сморгонью стояли, была газовая атака. Славик тогда противогаз не успел натянуть. Глупо… Ему посмертно штабс-капитана дали. – Епишин тяжело вздохнул, помотал головой, отгоняя воспоминания: – Ну да что мы все о прошлом… Ты сейчас где?
– Служу, – усмехнулся Сабуров.
– Где?
– Ну… – замялся Владимир. – Есть конторка одна на Васильевском…
– Много имеешь? – деловито поинтересовался Епишин.
– Забот? Много…
Борис, смеясь, снова наполнил бокалы.
– А я вот, как видишь… После польского фронта удалось, слава Богу, в интендантство попасть, там познакомился с людьми… Ну а когда нэп пошел, связи и пригодились. Так что – да здравствует советская мануфактура и вообще Советская власть, которая нам все дала!
– Бо-орик… – укоризненным хором протянули девушки, глядя на то, как Епишин поднимает бокал.
– Ох, о чем это я? – спохватился тот, хлопая себя по лбу. – Третий тост! За любовь, конечно!
Он суетливо вскочил, выпил бокал до дна. Вошедший в кабинет официант поставил на стол еще одно блюдо. В открытую дверь донеслись тягучие звуки томного танго.
– Борик, а почему твой друг такой скучный? – поинтересовалась хрупкая блондинка, вертя в пальцах пустой бокал.
– В смысле, Вавочка? – жуя, спросил Епишин.
– Ну, не знаю… За любовь не пьет, танцевать не зовет…
Епишин засмеялся.