Взорвать «Аврору»
Шрифт:
Только что закончил доклад представитель железной дороги – одышливый толстяк с четырьмя красными «галочками» в черных петлицах. Первый секретарь одобрительно улыбнулся:
– Ну что, товарищи, думаю, что с цифрами железнодорожных перевозок по району у нас никаких неприятностей нету, наоборот, наши доблестные работники НКПС встречают Десятый Октябрь, так сказать, во всеоружии… Похлопаем! – Он зааплодировал, присутствующие дружно поддержали. – А теперь послушаем, что нам скажут наши железнодорожные чекисты. Район у нас, сами знаете, пограничный, так что ответственность,
С места поднялся начальник линейного отдела ГПУ.
– Великий праздник Десятого Октября, – заговорил он уверенно, – наш отдел встречает в полной боевой готовности. Все наши сотрудники – проверенные товарищи, готовые в любую минуту отразить нападение врага…
– Ух ты, прямо нападение, – усмехнулся первый секретарь. – Вы что же, хотите пограничников без работы оставить?
Присутствующие посмеялись.
– Шутки шутками, а иногда приходится, товарищ первый секретарь, – не поддержал общий смех начальник отдела. – Например, буквально сегодня на станции Ленинка нашими бойцами был задержан матерый белобандит, перешедший с территории Эстонии с фальшивыми документами. А ведь это недоработка товарищей пограничников! – Он с ухмылкой кивнул на потупившегося начальника погранотряда. – И это – накануне великого праздника, когда бдительность должна быть…
– Как – белобандит?! – неожиданно перебил первый секретарь. – Ты что – шутишь, Лепковский?!
Тот удивленно взглянул на партийного шефа района.
– Никак нет, товарищ первый.
– Ка-кой, твою мать, может быть белобандит в канун юбилея великого Октября? – в ярости прошипел первый секретарь, меняясь в лице. – Да еще на станции Ленинка?!!
Начальник линейного отдела попытался что-то сказать, но первый секретарь перебил:
– Ты что, хочешь нам район угробить, да? Ты хочешь, чтобы я поехал в тундру чукчами руководить, а ты – оленями там командовать?!!
Начальник линейного отдела в ужасе умолк. По его лбу заструилась тонкая дорожка пота. Присутствующие смотрели на него с брезгливостью и без всякой жалости.
И тут поднялся с места начальник погранотряда.
– Разрешите, товарищ первый секретарь?
– Ну? – вяло отозвался тот.
– Дело в том, что товарищ Лепковский тут… немного поторопился. Уж больно хотел вас обрадовать к празднику. – Пограничник с иронией взглянул на закаменевшего соседа.
– Обрадовать? – взмахнул руками первый. – Да у меня сердечный приступ сейчас будет.
Начальник районной медицины испуганно вскочил с места, но первый махнул рукой – сиди, мол. Тем более что и начальник погранотряда негромко продолжил:
– Не стоит волноваться, товарищ первый секретарь. Это наш человек.
– Кто? – выдохнул первый непонимающе.
– Белобандит, которого взяли на станции.
Присутствующие изумленно уставились на пограничника. Начальник линейного отдела судорожно сглотнул слюну.
По кабинету оперуполномоченного медленно расхаживал из угла в угол озабоченный Захаров. В руке у него был смятый бланк телеграммы. У двери, следя глазами за начальником,
– «Володя чувствует себя хорошо, скоро будет», – задумчиво повторил Захаров. – Ленинград, Главпочтамт, до востребования, Сазонову И.Д.
– Так брать надо Сазонова этого, товарищ замначотдела! – горячо сказал Коробчук. – Это ж связник, ясен пень!
– Связник, связник… – задумчиво повторил Захаров, продолжая шагать. – Ладно, в любом случае сообщим в облуправление. Это дело их уровня…
Он остановился у телефона. В дверь заглянул еще один боец.
– Здравия желаю, товарищ замначотдела… Коробчук, ходу до перрона! Псковский скорый пришел!
Коробчук торопливо выскочил за дверь. На столе затрезвонил телефон. Захаров снял трубку.
– Захаров у аппарата. Здравия желаю, товарищ начотдела! – Он замолчал и изменился в лице. – Что?.. Как… отпустить со всем, что при нем было?!!
Перед крыльцом здания райкома стояло несколько машин. Из особняка один за другим выходили ответработники, прощались друг с другом, рассаживались по автомобилям.
Вышли из здания и начальник линейного отдела ГПУ с командиром погранотряда. Остановились на крыльце, пристально взглянули друг на друга.
– Вот так вот, Пал Палыч, – негромко произнес пограничник. – Поспешишь, как говорится, – людей насмешишь.
– Ладно, Сан Саныч, – так же негромко отозвался начальник отдела. – Служба у нас такая. Сегодня ты отличился, а завтра, глядишь, и я… Будь здоров.
Он козырнул и сбежал с лестницы к своему «Форду».
– Давай-давай… отличайся, сыскарь хренов, – насмешливо пробурчал ему вслед командир погранотряда и пренебрежительно сплюнул.
Дверь камеры грохнула так, что Владимир невольно подскочил на койке. Над ним склонилось бледное, переполненное плохо сдерживаемой яростью лицо Захарова. В двери топтался растерянный Коробчук.
– Вставай, – прошипел Захаров в лицо Владимиру. – Слышишь?
– Что, лично пришел мне объяснить, что днем лежать запрещается? – насмешливо отозвался Сабуров.
Но Захаров, не слушая, мотнул головой в сторону двери:
– На выход. Быстро!
Владимир неторопливо поднялся.
Вышли в пустой внутренний коридор. Сабуров обратил внимание на то, что в руках Захаров нес его портфель. Мелькнула было мысль о том, что он может снова, как и в поезде, сбить чекиста с ног и скрыться, но он взглянул на Коробчука, державшего его на прицеле нагана, и отказался от этой затеи. В коридоре не спрячешься, тут же пристрелят…
Между тем они оказались перед запертой деревянной дверью. Захаров скомандовал «Стой!», поколдовал над замком, и дверь распахнулась.
Открылся вид на небольшой зал ожидания. На деревянных лавках мирно сидели и лежали в ожидании поезда крестьяне, бабы, в стороне балагурили и смеялись несколько красноармейцев в шинелях и высоких шлемах-буденовках. Из картонного раструба репродуктора на стене гнусавил марш.
– Прямо на перроне шлепнете? – поинтересовался Сабуров. – Как в восемнадцатом бывало, на юге?