Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун
Шрифт:
— Гражданин подполковник, бывшая чета Украинской Повстанческой Армии принимает гражданство Украинской Советской Республики и вступает в Красную Армию. Рапортует четовой Догура.
Когда несколько минут назад казаки–разведчики привели к Шевчуку оуновца, вышедшего к ним из кустов с поднятыми руками и сообщившего, что их четовой «прохает» о встрече с «главным советским офицером», он подумал, что разговор пойдет о сдаче в плен какого–нибудь десятка бандитов–дезертиров или группы сельских хлопцев, насильно угнанных в банду. Но увидеть перед собой полнокровный оуновский взвод, прекрасно вооруженный, послушный своему главарю, без единого выстрела сложивший оружие, он не ожидал.
Выигрывая время для обдумывания
— Бывший офицер?
— Так точно. Поручник старой польской армии.
— Давно в ОУН?
— С осени тридцать седьмого года.
— А в банд… в УПА?
— Второй год… Сотня Щура.
— Почему решили перейти к нам?
— Я украинец, гражданин подполковник, и знал, как тяжко украинцу в Польше и Мадьярщине, Чехословакии и Румынии. Думал, что и под властью московских коммунистов им тоже, небось, не легче. А референты ОУН сулили нам Украину без чужаков. Я пришел к ним, чтобы мои дети были не польскими или чьими–то другими украинцами, а просто украинцами.
Если на предыдущие вопросы четовой отвечал нисколько не задумываясь, быстро и четко, то теперь говорил медленно, с запинками, чувствовалось, что он обдумывает каждое свое слово. И Шевчуку хотелось поторопить его, подстегнуть приказным: «Говори, говори! Ведь то, о чем рассказываешь, касается не только тебя одного, это — трагедия тысяч украинцев. Тех, что стоят сейчас позади тебя, тех, что уже сложили свои наивные, одурманенные националистической пропагандой головы во славу «самостийной неньки–Украйны». Разве не таким два с половиной десятка лет назад был он сам, тогдашний сотник сичевых стрельцов Зенон Шевчук?.. Ему помогли понять правду бывшие русские офицеры Заброда и Какурин. Говори, говори!..
— Когда в тридцать девятом явились немцы, референты сказали: вот та сила, что поможет нам создать самостийную Украину. Служите честно фюреру, и он подарит нам Великую Украину без жидов, поляков, русских, Украину только для украинцев. И мы служили фюреру во имя будущей самостийной Украины: помогали ему очищать Польшу от жидов и поляков, чтобы он потом помог нам очистить Украину от жидов и русских… Но у человека есть не только уши, чтобы слушать, но и глаза, чтобы видеть, и голова, чтобы думать. В сорок первом мы впервые увидели наших братов из–за Карпат: украинцев–красноармейцев, сбежавших из германских концлагерей. Услышали от них об Украине, о том, как они там жили. После этого мы стали меньше верить своим референтам и проводникам… А в сорок четвертом пришла Красная Армия и принесла нам голос Советской Украины, которая кличет всех закордонных украинцев к себе, в единую украинскую державу. И мы поняли: великую Украину не нужно создавать, она уже есть. Есть там, на востоке, за Карпатами. Там родина всех честных украинцев.
На поляне стояла тишина, и слова четового доносились и к замершему строю оуновцев, и к десятку казаков–автоматчиков, сопровождавших Шевчука, и к самооборонцам, которые были посланы окружить на всякий случай место предстоящей встречи с бандитами. Четовой смолк и застыл в ожидании ответа Шевчука. Ответа, к которому тот до сих пор не был готов. Опять выигрывая время, он спросил:
— Сколько человек в чете?
— Тридцать два.
— Все пришли добровольно?
— Так точно… — Четовой на миг замялся. — Было четверо несговорчивых: эсбист и трое его прихвостней. Сейчас они все в соседнем овражке лежат. Хочу добавить еще одно: ни один мой боевик ни разу не стрелял в солдат Красной Армии, зато все мы просим позволить нам идти с вами против… бандер.
— Показывай свое воинство.
В сопровождении четового, продолжавшего держать руку у виска, Шевчук двинулся вдоль строя оуновцев. Со скоростью, с которой он шел, наверное, передвигаются черепахи, но ему нужно было время. Очень нужно.
Как поступить? Самый простой способ — это отправить националистов под надежным конвоем в комендатуру. Однако дорогу в комендатуру знает и четовой, а он туда не пошел. Почему? Потому что он со взводом явился не сдаваться, то есть выходить из борьбы, а продолжать ее, но уже на стороне своих вчерашних противников. Искупать свою вину они намерены не когда–то, а немедленно, и не словесными раскаяниями и клятвенными обещаниями, а личным участием в бою, который с минуты на минуту может начаться рядом. Как сейчас поступят с ними: доверят оружие или, не поверив в искренность их поступка, отнесутся как к обыкновенным пленным бандитам, будет знать вся округа, в том числе и националисты. Вы — первые из здешних оуновцев, столь смело и открыто бросившие вызов своим главарям, но разве нет в бандах других людей, готовых последовать вашему примеру? Конечно, есть. Ваша судьба явится важным доводом в принятии ими решения: оставаться в банде или прекратить бессмысленное сопротивление и явиться с повинной. Вот как обстоит дело, подполковник.
Шевчук остановился у оконечности строя, повернулся к четовому, сопровождавшему его с ладонью у шапки.
— Вольно. Возьмите свое оружие сами и прикажите сделать это взводу.
Чековой поднял свой пистолет, кинжал, укрепил их на ремне.
— Взвод! — прозвучала его команда. — Трезубы долой! Оружие на ремень! — Когда это распоряжение было выполнено, он спросил у Шевчука: — Кому прикажете сдать взвод?
— Это будет решено после боя. В случае, если вы не справитесь с командованием или взвод пожелает иметь другого командира. А пока прикажите людям разойтись и приготовиться к маршу.
— Взвод, разойдись! Быть готовым к построению!
Строй бывших оуновцев рассыпался, однако их командир остался на прежнем месте.
— Жду ваших вопросов, гражданин подполковник.
— Их два. Первый: что решили предпринять ваши бывшие главари, узнав об окружении базы Бира?
— Мне об этом неизвестно. В сотнях существует строгое правило: каждый посвящается лишь в то, что ему непосредственно предстоит сделать.
— Второй вопрос: какое задание было поставлено перед вами?
— Задержать ваш отряд, когда он поспешит на помощь тому, что выступил из Мазурков.
— Почему мы должны спешить ему на помощь?
— Точно не знаю. Но имею по этому поводу свои предположения.
— Слушаю их.
— Задачу мне ставили сотники Щур и Рудый. Вывод: они выполняют какое–то общее задание. Их объединенные сотни имеют задание устроить засаду на ваш отряд из Мазурков. Место засады выбрано примерно в полутора часах ходьбы от села. Задача моей четы — помешать взаимодействию ваших двух отрядов. Согласно сообщениям моих разведчиков ваш отряд в пути уже час пятнадцать минут. Другими словами… — бывший четовой замолчал и выжидающе посмотрел на Шевчука.
— Другими словами, примерно через четверть часа мы сможем проверить, насколько верны ваши предположения, — спокойно договорил Шевчук. — Даже если они ошибочны, как говорится, береженого бог бережет… Радиста ко мне! — приказал подполковник стоящему невдалеке казачьему сержанту. — Быстро!
— Идут! — раздался голос наблюдателя.
На крохотной скальной площадке возникло оживление. Наводчик МГ приник к прицелу, его напарник поправил коробку с патронами, выровнял ползущую из нее ленту. Щур приложил к глазам бинокль. Казачий головной дозор появился именно там, откуда его ждали: из–за невысокой выветренной каменной глыбы на склоне горы. Дозорных было пятеро: двое с ручными пулемётами, трое с автоматами, все в маскхалатах. По тому, что у троих на головах были кубанки, а у двоих лохматые шапки, Щур определил, что казаков ведут проводники из местных самооборонцев. Пускай ведут: места на горных склонах и в низине, вокруг которой затаились боевики Щура и Рудого, хватит на всех гостей в кубанках и шапках. Пуль тоже…