Взрыв
Шрифт:
Восемнадцать метров, девятнадцать, двадцать... По-прежнему шел песок. Привинтили пятую трубу. Медленно-медленно поползла она в землю.
Воды все не было.
Оставались две четырехметровые трубы (пять раздобыл Безуглов, две привез Санька).
«А вдруг ничего не выйдет? Вдруг здесь вообще нет водоносного слоя?» Мысль эта все время жила где-то глубоко, пряталась до поры, а теперь вдруг оформилась четко и бесповоротно.
Санька почувствовал, как горячая волна обдала тело. Ладони стали мокрыми и липкими. Он
«Не паниковать. Пока ничего еще. Делали же здесь когда-то изыскания. И вода была». Санька уговаривал сам себя. Но сомнение холодной, бесстрастной змейкой прокралось в душу и исчезать не желало.
Наверное, все думали о том же. Толпа подвинулась, плотным кольцом окружила треногу. Вспыхнули прожекторы, рассекли плотную темень, скрестились на вибробуре. Толпа исчезла в отпрыгнувшей густой темноте. Саньке показалось, что они, пятеро, совсем одни и на много километров вокруг никого нет. И помощи ждать неоткуда. Что бы ни случилось, они должны выпутываться сами.
Двадцать четыре метра — по-прежнему песок. Такой же, как и на десятиметровой глубине.
Скользнула вниз шестая труба, за ней ушел головной стакан. И снова тягучее ожидание. Только слышны тарахтение мотора да мягкие с придыханием толчки вибратора.
Сверху равнодушно глядели льдистые звездочки.
Неожиданно штанга пошла быстрее. Санька переглянулся с Петровичем. Перехватило дыхание. Добрались? Нет, нет, не может быть», — суеверно подумал Санька. Штанга шла все быстрее и быстрее. Еще немного, еще... Вибратор коснулся земли.
Петрович и помощники нырнули в темноту — побежали за последней обсадной трубой и следующей штангой.
Санька подошел поближе. Заглушил мотор. В резко упавшей тишине послышалось какое-то урчание.
Вдруг Санька вскрикнул. Из трубы вялыми толчками, омывая штангу стакана, шла вода. Рыжая, в свете прожекторов почти коричневая, как живая билась вода. Вода!
Рев десятков глоток гулко ударил в небо. Орали дружно, неистово. Рев нарастал, перекатывался. Кто-то бросился мимо Саньки, подставил голову под струю, плескался, фыркал. Потом все смешалось. Санька почувствовал, как в него вцепилось сразу множество рук, и взлетел в воздух.
Рядом, смешно дрыгая ногами, отбиваясь, барахтался Петрович.
В стороне Санька увидел Безуглова. Его не качали. Очевидно, не решались. «Вот отличный способ свести счеты — подбросить и забыть поймать», — весело подумал Санька.
— Пустите, ребята! Ну вас к черту! Расшибете ведь. У меня есть старенькая мама, — умолял он.
Потом был пир. Запасливый Безуглов все подготовил заранее.
У голубых домиков поставили четыре длинных стола. Под лучами прожекторов багрово светились груды помидоров, острыми лучиками вспыхивала соль в больших деревянных солонках, холодно поблескивали бутылки. За столом уместилось человек сорок. Сидели плотно. Многие стояли. Было шумно и весело.
А вокруг были милейшие ребята — улыбчивые и добрые.
Саньку и Петровича усадили во главе стола. Все что-то кричали, поздравляли их. От бесчисленных рукопожатий у Саньки ныла рука. Он растерянно улыбался.
Им налили водки. В эмалированные кружки. Санька глядел на свою с ужасом. Петрович тянул носом и потирал руки.
Встал Безуглов. Дождался тишины и, глядя на Саньку, сказал:
— Выпьем за настоящих людей, за настоящих мужчин.
«Эк его понесло. Пышно-то как!» — подумал Санька. Все начали вставать, тянуться к нему и Петровичу своими кружками. Столы зашатались.
Санька вскочил и закричал:
— Выпьем за лес, за будущие шкафы и комоды!
Засмеялись.
Санька пил, удивляясь, что почти не чувствует вкуса. Дальше все было нереально. Как кусочки киноленты — сцены, обрывки разговоров. Санька что-то горячечно болтал, с радостным изумлением чувствуя, как язык выходит из повиновения и несет какую-то околесицу.
— Ведь я могу, а? — спрашивал он неизвестно у кого. — Могу ведь, да? А они говорят — паспортизация! И смеются. Думают, я пацан.
— Все в порядке, парень. Ты уже не пацан. Ты мужик что надо. Это уж точно, — хлопая Саньку по спине, гудел сосед с разбойничьей бородой и светлыми окаянными глазами.
— Да! — орал Санька. — Я такой! И рыжая девчонка ничего себе. Зря я ее. Классная девчонка! А что шрама нет, так это — тьфу! Все будет.
Все улыбались, глядя на него, и Саньке хотелось казаться еще пьянее, чем на самом деле. Хотелось быть веселым и лихим парнем.
Ему было хорошо. Просто здорово! Никогда так не было.
Потом пошли к скважине. Санька всех потащил. Ему показалось, что о самом главном забыли, и он повел их, и его качало в разные стороны, и он еще нарочно качался. И впивался одичалыми глазами в темень.
Вода уже не шла. Но это ничего. Безуглов давно запасся насосом. Завтра его начнут монтировать.
Когда вернулись, Саньке наливали еще водки, а он забывал выпить. И без конца рассказывал, как он боялся, что воды не будет.
Все куда-то плыло, и он вдруг уснул за столом, положив голову на ладонь и чмокая губами.
Сквозь сон он почувствовал, что его осторожно подняли и понесли. Положили на что-то высокое и мягкое. Ладонью Санька нащупал мех. Откуда-то издалека до него доходили голоса:
— Зря парня так напоили.
— Да брось ты, он и выпил-то с гулькин нос. Устал просто здорово. Молоденький ведь совсем.
— Славный парняга. Теперь с водой веселее будем жить.
— Это я! Я могу, — подняв голову, сказал Санька. Затем добавил: — И Петрович тоже.
— Можешь. Конечно, можешь, — сказал кто-то и ласково ткнул его в бок, — спи.