Взрыв
Шрифт:
Но сейчас было уже неоспоримо, что она ищет встречи с ним и идет прямо к нему, хотя по какой-то причине боится этой встречи.
Василию захотелось подбодрить ее. Он сделал несколько шагов и спросил незнакомку:
— Простите, вы кого-то ищете? Я встречаю вас уже третий раз.
Девушку, видимо, несколько успокоил его тон. Она ответила, что хочет поговорить с ним.
— Да, именно с вами. Вы ведь раньше работали на Лубянке… — сказала она.
— А вы откуда это знаете? — спросил Василий.
Невольно в его голосе прозвучала настороженность,
и девушка, как-то сжавшись, зашептала:
— У вас был под арестом юнкер Олег Суржанцев. Я ходила к нему на свидания и видела вас дважды.
Василий припомнил: да, был действительно Суржанцев. Он припомнил и суть дела: белогвардейская организация, Суржанцев выполнял роль связного между московской группой и Петроградом. Окопался на службе в Центропленбеже и под видом командировок курсировал между Москвой и Петроградом. Да, вспомнил Василий, тогда шла речь о его невесте, гимназистке, но никаких данных о том, что она причастна к организации, не было.
— Чего же вы хотите? — недоумевающе спросил Василий, испытывая неловкость от того, что к нему обращаются на улице с какой-то просьбой, связанной с его прежней работой.
Невольно он пошел рядом с девушкой, приноравливаясь к ее мелким шажкам и не переставая вспоминать обстоятельства дела.
Она заговорила порывисто, волнуясь:
— Я хочу рассказать вам кое-что… Вам это должно быть интересно… Дело в том, что незадолго до ареста Олега он принес ко мне на квартиру какие-то бумаги и сказал, что он, возможно, опять уедет, пусть эти бумаги побудут у меня. А если он сам почему-либо не придет за ними, то ко мне явится другой человек, от его имени. И я должна передать все этому человеку…
— Почему вы только сейчас вспомнили об этих бумагах? — спросил Василий почти грубо.
Но девушка не была задета его тоном. Подняв на него глаза, она ответила просто:
— Потому что я не знала, что в них.
Она помолчала, губы ее снова задрожали, и Василий испугался, что она сейчас заплачет — с нее станется! При этой дурацкой шапочке и со своим детским голоском она может зареветь так, что у них там, наверху, в МК, услышат.
Он не нашелся что сказать.
— Я же верила, что Олег ни в чем не виновен! — горько воскликнула она.
— А откуда вы узнали о его вине? Из этих бумаг? — спросил Василий, начиная вспоминать, что там конкретно было в деле с этим Олегом…
— Я бы их не стала читать, если бы…
Она опять чего-то испугалась, но Василий уже ощутил тот жгучий интерес, который предвещал что-то новое в этом знакомом деле.
— Если бы что?
— Если бы за этими бумагами не пришли…
— Кто?
— Я не знаю этого человека.
— Это было давно?
— В этот вторник.
— И вы поэтому крутились здесь? Чтобы мне об этом сказать?
— Да.
— Но почему вы явились ко мне, а не обратились в ЧК?
Девушка ответила тихо:
— Я никого там не знаю. А вы тогда отнеслись ко мне так по-человечески…
Василий слегка смутился. Он понимал, что следует немедленно принять меры, но не мог решить этого сам.
— Подождите меня несколько минут, — сказал он, — я предупрежу на работе, что отлучусь, и поговорю с вами подробнее.
Когда он снова вышел, девушка облегченно вздохнула. «Наверное, решила, что я пошел за кем-то еще, чтобы тут же ее арестовать… Как будто бы я один с ней не справился бы!» — подумал Василий.
Похоже, что дело обстояло именно так, потому что девушка сразу успокоилась.
Он повел ее переулком, а затем через проходной двор, и они оказались на бульваре, чуть тронутом ранней осенью. Между поредевшей листвой виднелся памятник Пушкину. Было тихо и очень мирно вокруг. На бульваре в этот час не ощущался лихорадочный темп жизни города и та особая напряженность, которая вызывалась общим положением страны.
А он тратит время на странную девушку в детской шапочке! Однако вопрос этот несомненно не решался поверхностно: Москва кишела агентами контрреволюции, а девушка была знакома с одним из них.
Василий приготовился слушать. Они сидели на скамейке в боковой аллее. Изредка мимо них, за оградой бульвара, проносился, громыхая, трамвай или проплывал извозчик, с высоты козел окидывая взглядом улицу в напрасной надежде на седока.
Девушка рассказывала не очень связно, вперемежку со вздохами и сетованиями: «Я-то всему верила… Мне и в голову не приходило…»
Василий терпеливо продирался сквозь эти излияния к сути дела. Суть, в общем-то, оказалась несложной и характерной для времени.
Сима Кемарская была невестой юнкера Олега Суржанцева. В последний месяц перед его арестом Суржанцев стал беспокоен. Беспокойство его связывалось, как ей казалось, с его командировками в Петроград от учреждения, в котором он служил. Но Олег ничего невесте не рассказывал, и она могла только догадываться, что он занят чем-то, помимо службы.
— Поверьте, — сказала Сима, — мне в голову не приходило, что Олег занимается какими-то такими, — она неопределенно покрутила пальцами в воздухе, — делами. Я ведь его знала как революционера. Он в самом начале еще записался в партию эсеров.
Василий улыбнулся ее наивности, а она приняла его улыбку за поощрение и стала говорить живее:
— Олег не был у меня недели две, и вдруг он вызывает меня на улицу поздно вечером…
— А как он вас вызвал?
— Ну, просто бросал камешки в окно, у нас было так условлено… — немного замявшись, ответила Сима, и Василию показалось, что она до сих пор любит этого юнкера, несмотря на то, что ей открылось. — Я вышла, думая, что, как всегда, мы погуляем с ним и поговорим. Но Олег был чем-то расстроен и сказал только, что уезжает, возможно надолго. Я видела, что он от меня скрывает правду. Но и тут мне не пришло в голову подозревать… политику. Я подумала, что здесь замешана женщина.