Взвод специальной разведки
Шрифт:
— Да подожди ты, унизить! Скажешь тоже! Я тебе объясняю: я это барахло в первый же ящик выброшу, а там вещи хорошие. Просто не нужны они мне. Поэтому и предлагаю от всего сердца, а не из жалости, возьми. Жалко будет, если бомжи растащут!
Николай подозрительно посмотрел на офицера:
— Точно выбросишь, если не возьму?
— Гадом буду! В первый же мусорный контейнер!
— Ну, ладно, коли так! Я сейчас подниму сумку и спущусь.
— Давай помогу!
— Я сам!
Колян легко подхватил довольно увесистую сумку и пошел с ней наверх.
— Ты куда сейчас? Может, у нас перекантуешься?
— Нет, к своим в деревню поеду!
— И то дело. Душой от измены отойдешь! Давай подсоблю тебе!
На этот раз отказался Александр.
Они дошли до гастронома. Рядом была и пивная, и стоянка такси. Увидев толпу с кружками пенистого пива, Колян сглотнул слюну. Александр достал из бумажника пачку десяток, сотни две или три, протянул инвалиду:
— Держи, Коль! Если уж пьешь, то возьми водки, отметь мое возвращение.
— Да куда мне столько, ты что?
— Бери, бери! Я получаю хорошо!
— Ну, спасибо! Отмечу и друзей твоих помяну, все как положено!
— Там еще, Коль, у Риты зимняя одежда моя осталась. Так ты забери и ее! Себе, если выживу, новую куплю, ну а лягу в землю, она мне не нужна будет. Тебе же пригодится. Рита отдаст, скажи, я велел.
— Так мы что, больше в этот раз не увидимся?
— Не знаю, Коль! Не уверен. Так что бывай, друг!
— Бывай, вот только о смерти не думай. Отпашешь войну, еще в генералах ходить будешь!
— Посмотрим!
Друзья пожали друг другу руки, и Александр подошел к таксистам. Спросил, кто подбросит до Юнты. После короткого торга «Волга» понесла Александра из города, в котором ему больше нечего было делать.
Глава 10
Машина подвезла старшего лейтенанта Калинина прямо к дому. К небольшой избе, обнесенной с правой стороны забором, с немного покосившимся крыльцом, смотрящим прямо на остов церкви, превращенной колхозным начальством в склад зернопродуктов.
Появление «Волги» не осталось незамеченным. На крыльце появились мать с отцом. Отпустив машину, Александр подошел к ним:
— Здравствуйте, вот и я!
Мать прильнула к сыну:
— Саша! Сашенька! Живой!
Александр гладил мать по седым волосам:
— Ну что ты, мам! Какой же я должен быть? Живой, конечно!
— И слава богу! Про этот проклятый Афганистан что только не говорят, а в соседнее село вообще два гроба оттуда пришло.
— Я знаю, вы уже писали мне об этом.
— И то правда, я и запамятовала!
Подошел и отец:
— Ну, мать! Кончай причитать! Дай и мне Сашка-то обнять!
Обнялись и с отцом.
И тут только мать заметила:
— А чего ты один, Саша? Без Риты?
Не объяснять же родителям прямо здесь, на улице, что его семейная жизнь кончилась, поэтому Александр предложил:
— Пойдемте в хату! Там обо всем и поговорим.
Отец поддержал:
— Да, мать, веди сына в горницу, а я до сельмага сбегаю, беленькой возьму. Потом и баньку организуем, гостей пригласим.
Мать обняла сына:
— Да-да, конечно, пойдем в избу, а то и люди уже вокруг собираются.
Зашли в сени, и Калинин почувствовал такой знакомый запах родного дома. Этот запах сопровождал его всюду. Может, потому, что это был запах его детства?
Прошли в горницу. Александр поставил большую сумку на деревянную скамью. Начал доставать оттуда нехитрые подарки: цветную шаль и халат матери, кусок дорогого сукна на костюм отцу. Еще всякой всячины. Подарок для сестры, жившей отдельно от родителей, отложил в сторону. Мать прослезилась:
— Спасибо, сынок, не забываешь родителей!
— Как же я вас забуду, самых родных мне людей?
Вернулся отец.
Даже мать удивилась:
— Чтой-то ты быстро, Иван! Или закрыт сельмаг?
— Все открыто! И очередь ваша бабья на месте. Стоять бы мне там час, но как сказал, что Сашка приехал, пропустили.
Он выставил на стол шесть бутылок водки.
Супруга ахнула:
— Куда ты столько набрал?
— А люди придут? Не сивухой же угощать? Хоть для начала надо казенной, это потом самогон в ход пойдет.
— Ты никак уже и пригласил кого?
— Так кого? Петра видел, ему сказал. Он оповестит кого надо.
Мать сделала вывод:
— Это уж точно всю деревню!
Но отец не обращал на жену внимания. Сам прошел в сени, принес огурцов, помидоров, моченого чесноку, солонины и своего, выпеченного в печи, душистого хлеба.
— Так, сейчас за встречу хватанем по одной. Потом банька, ну а дальше как положено.
Александр умылся из рукомойника. Из того самого рукомойника, из которого умывался еще пацаном. Вообще в доме мало что изменилось, те же две печи, одна русская, другая голландка, старые половики, сундук в углу, стол, образа над лавкой, за перегородкой деревянная кровать, покрытая лоскутным разноцветным одеялом. Такая же кровать в сенях, рядом с дверью на крыльцо. Вытерев лицо и руки домотканым полотенцем, вернулся в горницу, где уже был накрыт стол. Отец рассматривал часы, привезенные ему в подарок. Это были дешевые гонконговские одноразки, но красивые, электронные, легкие, а главное, с музыкой, что еще было в диковинку в Союзе. Да мелодию-то выбрал Александр не какую-нибудь импортную, а часть гимна Советского Союза.
Отец слушал гимн и удивлялся:
— Это ж надо такое придумать. Часы с гимном. Сань, где ж такие делают? Неужто у нас?
— В Гонконге!
— Где?
— В Китае!
— А! То-то я гляжу, сзади иероглифы. Ну, китаезы узкоглазые, ты гляди, че учудили?! Теперь вся деревня завидовать будет.
Он положил часы в карман брюк.
— Присаживайся, Сань! И ты, мать, вон на сундук садись, встретим сына. Не откуда-нибудь приехал, а с войны! С самой настоящей. Кто бы знал, что детям нашим, тем, кто не застал Отечественную, воевать придется? И где? В каком-то Афганистане. Я раньше про него и не слыхивал. А сейчас об нем только и говорят. Ну, вздрогнули! С возвращением тебя, сынок!