Взвод специальной разведки
Шрифт:
Калинин встал у плетня, отгораживающего двор от огорода, посмотрел за озеро. Там в нескольких стоящих особняком домах еле брезжил свет. Там находились его сестра и его еще грудные племяши. И над ними там издевались. Естественно, он так не оставит это. Вот только как грамотно обработать эту семейку? Чтобы и рукоприкладство прекратилось, и Маша в дальнейшем не пострадала. Чтобы Митяй жил с сестрой по-людски. Здесь было над чем поломать голову. И старший лейтенант думал, куря и задумчиво глядя за озеро.
Дверь сеней вдруг распахнулась, и на пороге появилась огромная фигура Феди
— Сашок, мать твою! Объявился! Живой! А я и не знал. Ну-ка, дай-ка обниму корешка своего лучшего.
Он сгреб товарища в охапку.
Александр сделал попытку высвободиться:
— Отпусти, бугай, ребра переломаешь.
Федор отпустил Калинина.
— Тебе, пожалуй, переломаешь. Тело накачано, натренировано. Захотел бы, в момент, наверное, скрутил бы меня?
— Не скрутил бы, но вырубил!
Мужчины рассмеялись.
Они присели на скамейку. Федор спросил:
— Ну, как там дела, в Афгане?
Александр ответил уклончиво:
— По-разному, Федь! Война и есть война.
— Да! Война! И к чему? Вот так сразу?
— Это у руководства партии и правительства спроси!
— У них спросишь! А ты чего без Риты?
— Честно?
— Не понял?
— Разбежались мы, Федь! Но смотри, никому об этом ни слова! Хотя вскоре все узнают, но пусть не от тебя.
— Ну, какой разговор, Сань? Вот оно, значит, как… Загуляла?
— Что-то в этом роде.
Федор выругался:
— И чего им, сукам, только надо? Пьянь-мужик — плохо, трезвый, работящий — тоже найдут, до чего докопаться. Ты вот боевой офицер, деньгу получаешь приличную, опять-таки в почете, и чего ей еще надо было? Хрена другого? Попробовала? Тьфу, бля! А ведь и у меня такая же история! Полгода как холостякую. Схлестнулась моя Варька с агрономом да к нему и свалила. А тот, видно, думал просто попользоваться ею. Она же всерьез к нему. Он взял да и слинял. И осталась Варька при корыте разбитом. Пыталась вернуться, но… поезд ушел. Дал от ворот поворот. Сейчас у своих на околице обитает.
— Не простишь?
— Да ни за что! Пусть едет в город, агронома своего ищет. Хорошо, что детей завести не успели. Жалко было бы! А так скатертью дорога да попутный в спину. Что, у нас на деревне девок мало? Устрою еще жизнь свою!
Калинин согласился:
— Не сомневаюсь. За тебя любая с радостью пойдет. Ты мне вот что, Федя, скажи. Ты знаешь, что Митяй-куркуль над моей сестрой издевается?
— Да как сказать? Слышал, конечно, но сам знаешь, как в деревне к этому относятся: в чужую семью не лезь, сами разберутся. А вообще-то Машу, конечно, жалко.
— В том-то и дело, что туда не лезь, сюда не лезь! Жди, пока девку вконец не искалечат. А потом жалей.
— Между нами, Сань, этих куркулей давно пора на место поставить. Вот ты начни, а я помогу. Сам-то не могу, кто я есть, чтобы впрягаться в их дела? А ты офицер, совсем другой коленкор!
Александр поднял с земли ивовый прут. Видимо, отец плел корзины. Поиграл им в воздухе, спросил:
— Люди говорят, Суровикин-участковый — лучший друг Гульбиных?
— Бухают вместе часто, на рыбалку выходят. Браконьерничают. А так чтобы по деревне толпой шастали, не замечал!
Калинин задумался.
— Браконьерничают, значит? Вот бы на чем их зацепить, да только как? Самое главное, Вальку Суровикина выставить против них. Тогда куркулей свободно можно обработать. Да так, что навсегда забудут, как на женщину руку поднимать.
Федор перехватил прут, которым размахивал Александр:
— Ты понятней объясниться можешь?
— Могу и понятно, да что толку? Вот если бы иметь доказательства того, что куркули с участковым и рыбнадзором браконьерством занимаются, тогда другое дело. А этих доказательств у меня нет, значит, придется работать грубо, что нежелательно.
Федор спросил:
— Какие доказательства тебе нужны? Вся деревня об этом знает!
— А толку? Коснись, и ни у кого слова не вытянешь!
— Это точно!.. Слушай, Саня! Кажется, я знаю, где можно эти доказательства добыть.
Федор ударил себя по лбу. Получилось звонко.
— Как же я раньше-то о своем очкарике не подумал?
— Что за очкарик?
— Да приезжает ко мне вот уже второй сезон подряд один натуралист-любитель. Этой, как ее, фотоохотой промышляет. Какие-то альбомы, что ли, печатает, хрен его знает. Да и ко мне он попал случайно. Наши места выбрал и в первую же попавшуюся хату зашел. А этой хатой моя изба оказалась. Ну, выделил я ему летний домик. Вот он с зари до зари, иногда ночью, по лугам да камышам бродит. Фотографирует, биртерии, что ли, собирает — короче, чудит москвич!
— Гербарии, — поправил Александр.
— Без разницы. Так вот, он где-то недели две назад вечером возвращается и возмущается. Ты бы посмотрел, как он это делает, со смеху катался бы. Да что с него, интеллигента, взять!
Александр попросил:
— Ты ближе к теме можешь?
— Не перебивай! Так вот, он возмущался, мол, милиция и рыбнадзор вместе с простыми мужиками сети ставят. В открытую, никого не опасаясь. Типа, какой же они вред реке наносят, ведь берут только крупную рыбу, а мелочь выбрасывают. Но мелочь-то уже погибшую. Короче, разволновался не на шутку. А потом и говорит: ну ничего, они еще получат свое. Очень мой очкарик за природу переживает.
Калинин внимательно посмотрел на своего друга детства:
— Так-так, Федя! А он случайно не сфотографировал этих «рыболовов»?
— Точно не знаю! Но по идее должен был. Иначе не грозился бы! Логично?
— Логично! Он сейчас дома?
— Не-а. Утром должен появиться. На болота пошел, какую-то лягушку фотографировать. Вот тоже занятие себе человек нашел!
Александр заметил:
— Кстати, очень нужное и полезное занятие. Значит, появится утром?
— Да где-то, думаю, часов в шесть. Он, когда в ночь уходит, в это время и возвращается. Соседка его парным молоком угощает. Козьим! Коровье не пьет! Понял? А козье за милую душу. Но все по-честному, плату достойную предлагает, только соседка не берет.