Взятие Крутоторска
Шрифт:
– Вот это вспашка, – говорил удовлетворённо отец, принимая вслед за стаканом ломоть хлеба с куском солёного сала.
Когда уводили после пахоты мерина на конный двор, то усадил отец всю свою троицу детишек на его круп. Ух, какая высота! Стало Тайке всё широко-далеко видать с лошади. Она будто сразу выросла. Ленка притихла от страха и восторга, а Гришка петухом запел. Так и ехали вдоль всей деревни.
За бабушкиным огородом овражек, а в нём маленькая запруда. В этом прудике живут забавные юркие головастики с тоненькими хвостиками. Если опустить ладошку в воду, они подплывут и начнут тыкаться в палец.
В
Однажды поутру пришлёпала Тайка вместе с Ленкой и Гришунькой к бабушке Анюте, а у той стол весь в чашках да бутылках, и сидит за ним весёлая, нарядная и красивая гостья в городской кофте. Оказывается, приехала из города Ухта мамина сестра Лёля, младшая бабкина дочь.
– Крестницы мои, – обрадовалась Лёля и по целой шоколадине Тайке с Ленкой и Гришке в гостинец дала. А на шоколадине девчонка в платочке по имени Алёнка. И завёрнута эта шоколадина в серебряную бумагу, которая фольгой называется. Долго берегла Тайка картинку «Алёнка» и серебряную шуршащую фольгу. Это была самая ценная обёртка среди тех, какие удалось скопить Тайке. А там у неё были конфетные обёртки: «Ласточка», «Гусиные лапки», «Три медведя», «Яблочко», «Кис-кис». Целое богатство!
Шумно и весело стало в бабкином доме с приездом Лёли. По пути с фермы забегала мама Валя. Они с Лёлей наглядеться друг на друга не могли. Сёстры ведь. За столом пели песни. И Тайка пела с ними. В одну душу, по словам бабушки Анюты, лились голоса. А когда заводили патефон и плясали, то Тайка тоже отплясывала босячищем. Дома ведь у бабушки пол крашеный, гладкий.
– Почто ты, Лёль, замуж-то не выходишь? – выспрашивала сестру Валя. – Всё ведь у тебя на месте, куды с добром.
– Да, почто, Лёлюшка, семью не заведёшь, – подхватывала расспросы бабушка Анюта, – красивая, молодая, кровь с молоком, а безмужняя.
Лёля беспечно отвечала песней:
– Хороша я, хороша, да плохо одета, никто замуж не берёт девушку за это.
– Скажешь «плохо одета», да у нас сроду не бывало эдаких-то нарядов, как у тебя, – не соглашалась мама Валя.
– Не в одёже дело. Видно, у мужиков в Ухте глаза на затылке, красоту не видят, доброту не понимают, – не одобряла бабушка Анюта ухтинских кавалеров.
– Неуж даже завалящих нету? – не успокаивалась мама Валя.
– Да зачем мне завалящий-то? Пригреешь пьяницу, потом весь век мучайся с ним, – сердилась Лёля. – Мне бы вот дочку завести, эдакую же, как твоя Тайка. Я бы её как куколку одела.
– Забирай любую, хоть Тайку, хоть Ленку, – беспечно махала рукой мать. – У меня девок пруд пруди, а мы с Пашей ещё состряпаем. Чего мелочиться-то, – и гладила себя по круглившемуся животу. – Вон ещё какая-то Тайка скоро на волю запросится.
– А чо и возьму, – повеселела Лёля. – Поедешь, Тай, со мной в Ухту? – и подмигнула. – В Ухте у нас весело. Мир повидаешь. Я тебе куклу с долгими волосами куплю.
Кукла с волосами была давней мечтой Тайки. Но, говорят, только в городских магазинах – в самой Москве таких продают. И стоят они дорого. У отца денег на куклу не хватило, когда последний раз в Киров ездил.
– Поеду в Ухту, – согласилась Тайка. Тётя Лёля ей нравилась: добрая, неунывная, и куклу с волосами ей купит. Ей представлялось, как она будет расчёсывать куклины волосы, заплетать косы.
Тётя Лёля мечтательно ходила по родной деревне Несваричи, волоча цветастую косынку по седым головкам иван-чая и татарника. Видно, было ей приятно о чём-то вспоминать.
Вместе с Тайкой лазила Лёля по вересовым угорам, умиляясь, собирала махонькие рыжики. А потом, одевшись поплоше, ходили с пестерём за брусникой. Ягод было в том году пруд пруди.
– Ой, красота-то какая, – присев на краю брусничной багряной поляны, – кричала тётя Лёля. – Живёте тут и не понимаете, какое чудо рядом с вами.
– А бабушка Анюта говорит, что деревню нашу Несваричи выбрал сам Бог, – поправила Тайка тётю Лёлю.
– Что ты говоришь?! Наверное, вправду Бог выбрал. Я красивее наших Несваричей не видала. Так бы и осталась у вас, кабы в Ухту на работу не ехать, Там, наверное, больные ждут – не дождутся.
Была тётя Лёля медсестрой и ей казалось, что без неё в Ухте больным плохо.
Засеребрились росами травы, прохладными стали зори, и отпуск у тёти Лёли подошёл к концу. Наелась она в Несваричах оладий с деревенской сметаной и рыжиками, нахлебалась кислого овсяного киселя, тяпни и засобиралась в свою Ухту. И Тайка с ней. Мама Валя купила Тайке в сельмаге новое синее немарковитое платье в горошек. Красивое, с кармашком на груди. Кармашек для носового платка. А зачем платок портить, когда можно высморкаться двумя пальцами. Пускай носовик квадратиком спокойно лежит в кармашке.
Видно, Тайка была ещё очень глупа, потому что даже слезинки не выронила, когда в новом платье забралась с Лёлей в кузов попутного грузовика, едущего в Мураши. А мама подолом фартука глаза промокала и наказывала:
– Бастенько себя веди. Крёстную Лёлю-то слушайся.
Тётя Лёля в дороге заботилась о Тайке, как о дочке, все её прихоти исполняла. На мурашинском вокзале увидела Тайка, как взрослые да и ребятня покупают и едят какие-то белые продолговатые колбаски.
– Я тоже колбасы хочу, – запросила она.
– Это эскимо, а не колбаса, – поправила Лёля и купила ей такую белую «колбаску». Та оказалась сладкой и вкусной, как тёртое мороженое молоко, только слаще. Тайка лизала это эскимо и улыбалась. Счастливая началась жизнь. Если ещё куклу с долгими волосами купит ей Лёля, так вовсе всё будет хорошо.
Потом ей пить захотелось. Лёля купила бутылку шипучего сладкого лимонада. Он тоже оказался вкусный и порный, в нос шибает. «Сладко в городах-то пьют и едят», – решила Тайка.
Ехали они в поезде долго-долго. Тайка даже устала бегать с одной стороны вагона на другую, чтоб не пропустить чего-нибудь. Но по обе стороны в окнах мелькали бесконечные медностволые сосны и угрюмые старые ёлки. Изредка замирал поезд на покрашенных в рыжий цвет разъездах и опять леса, леса. Иногда вдруг под гулкий стук под пустотой возникала вода. Пересекал поезд по мосту какую-то реку, по которой, морща воду, шли чумазые буксиры и проплывали белоснежные нарядные теплоходы. «Вот бы на белом-то теплоходе-наряднике прокатиться», – думала Тайка. Лёле, видимо, тоже хотелось поплавать на таком теплоходе, и она мечтательно обещала: