Взятие. Русь началась с Рюрика, Россия началась со взятия!
Шрифт:
– Улым! Улым, беги! – крикнула она в сторону двери. Когда Камай всё таки повалил женщину на пол и навалился сверху, одновременно с треском рвущейся ткани распахнулась дверь в комнату. На пороге стоял стройный князь Епанча, явно не готовый к такой сцене.
– А, ты…! – прорычал мурза Камай с досадой и с неожиданной быстротой выхватил свою саблю из ножен. – Нннаа…! – замахнулся мурза на удар, способный разрубить от плеча до пояса. Но Епанча привычным животным прыжком оказался прямо перед Камаем и нанёс ему резкий короткий тычок левой рукой в грудь, и в ту же секунду сокрушительный удар в зубы. Обмякший Камай выронил саблю,
– Не волнуйся, царица! – поклонился стоящий посреди двора седой слуга Хафиз. – Хан Утямыш уже на своей половине, с наставником. А тот бек, который пришёл с… другим беком, он ушёл.
Во внутренний дворик вбежал десяток бойцов дворцовой охраны с полуобнажёнными саблями у поясов. Епанча тем временем помог Камаю подняться, сунул ему в негнущиеся руки пояс с саблей и поддерживая вывел во дворик.
– Помогите уважаемому человеку найти выход на улицу! – скомандовал он охранникам. Сююмбике подтверждающе кивнула и Камай в сопровождении вооружённых людей, сгорбившись, удалился.
– Как ты узнал, что мне нужна помощь? – спросила тихо Сююмбике, осматривая порванный рукав своего платья, когда они остались во дворике одни. – Ведь мы почти незнакомы. Ах, да! Скачки! На Сабантуе я тебя видела!
– Царице Сююмбике незачем знать всех скромных князей её обширной земли, это мы почитаем и любим нашу царицу и её царственного сына! – с лёгким поклоном, приложив руку к сердцу ответил Епанча. – Всё просто. Я задержался на совете в мечети у Кул-Шарифа, а когда вышел на улицу, как раз напротив главного входа в твой дворец, увидел, как твой слуга машет руками и что-то втолковывает охране. Я просто оказался немного быстрее их.
– Значит это Хафиз позвал на помощь? Но откуда он знал…?
– Хороший слуга знает наперёд все опасности, подстерегающие хозяина, ну… хозяйку! – засмеялся Епанча.
– Сотник дворцовой стражи сегодня же ответит мне за такую службу! – сдвинула чёрные брови Сююмбике.
– Не наказывай никого, царица! И не хмурься, ты так красива, когда улыбаешься!
– Тут разучишься улыбаться вовсе! – вздохнула Сююмбике и лучезарно улыбнулась.
– Нет, тебе, прекраснейшая, это не грозит! Как мне не грозит разучиться наживать себе врагов! Береги себя и сына, царица! – Епанча ещё раз поклонился, повернулся и уверенно зашагал к выходу.
– Но… но зато ты знаешь, что у тебя сейчас появился друг! – крикнула вдогонку Сююмбике без уверенности, что лучший воин Казанского ханства её услышал.
Приплыли
Сергуля стоял на носу второго струга, входившего в устье реки Свияги. Была середина мая и на северных склонах Услонских холмов ещё лежал снег, но ветер, смешанный с дымным запахом от пала травы, был уже приятным, даже ласковым. После долгих осенних и зимних месяцев, проведённых на строительстве бревенчатых сооружений под Угличем, почти вслед за ноздревато-серыми льдинами, по большой воде, отправились вниз по Волге подмастерья и рабочие Александра Ивановича Мологи. За их судном шли бревенчатые плоты – будущие первые башни и церковь на Круглой горе. На первом струге, шедшим под прямым парусом силуэтами выделялись статные фигуры князя Серебряного и его верного богатыря
Струги подходили к самому пологому месту Круглой горы, единственному пятачку, где можно было выйти на землю во время половодья.
– Хорошо, деда! – протянул Сергуля, не узнающий и, в тоже время, узнающий свияжские места.
– Чего же хорошего? – отвечал Молога, нахмурив брови. – Мужиков на берегу мало! Но горе кусты да перелески торчат, бугры не сровнены! Это ж мы не успеем к приходу больших плотов!
– А я не про то, дедуля! Вокруг то хорошо! Вспомнить как тут зимой давешней было – жуть же берёт! А сейчас – тепло, водица вокруг, гора Круглая – что остров в окияне! Ой, смотри, дядя Вася на Маруське по берегу гарцует!
На берегу и правда, стрелецкий сотник Василий, готовый к встрече князя, одной рукой давал указания, другой держал под уздцы свою рыжую кобылу. Рядом прядали ушами и подёргивали лоснящимися в закатном солнце спинами два осёдланных вороных мерина для князя и для ожидавшегося хана Шах-Али. Первым на берег, вернее в мелкую воду лёгкого прибоя, выпрыгнул Стрижок, который стосковался в дальней дороге. Сергуля упросил деда не оставлять пса в Угличе и теперь Стрижок, тряся висячими ушами, был вполне доволен и вился под ногами.
– Здравия желаю, княже! – воскликнул Василий, вытянувшись в струну у морды своей лошади. Князь Серебряный, спрыгнувший на берег, не ответил на приветствие, а быстро вскочил в седло и, уверенно причмокнув и тронув коня стременами под бока, начал подниматься вверх по склону, давая по ходу указания Фуфаю, оседлавшему второго мерина.
– Здоров, Александр Иваныч! – шагнул на встречу спускающемуся мастеру Василий. – Здорово, Сергулька!
– Здравствуй, Василий! – ответил Молога. – Как добрались?
– Так мы от Нижнего, с полком Серебряного шли на Васильсурск, потом прямиком на Медведково. Полк там стоит, с запасом лошадей, с пушкарями и пушками, с фуражом – в общем, как надо. Медведково не узнать! До пяти десятков изб насчитал, курами – гусями, крупным скотом разжились, переселенцы то. Мужиков сюда согнал на работы, землянки тут устроили с запасом и печь для варева, для прибывших тоже. А вы как – то?
– А мы идём по большой воде, да малыми плотами. Где сам командовал как сбивать, что с чем – то на воду спускать – то с нами идёт. Вон там! – мастер обернулся, показывая на подходящие с заката плоты. А что без меня пустили, то застряло у Глебова, на мелях. Пока дождались прибавления воды потеряли три, а то и пяток дней. А ведь спешить надо!
– Спешить надо, это точно, Иваныч! – подтвердил непохожий на себя серьёзностью Василий. – Вы, мастера, поспешайте за князем, он суров что-то! А я дождусь третьего струга и за вами. Это же Шигалей-хан на третьем? Эй, на струге! Где Шигалей? – сложив руки рупором крикнул Василий. Судно подошло довольно быстро и рядом с двумя предыдущими ткнулось в мелкую гальку.
– Мурза Аликей Нарыков с тремя десятками охраны! – представился молодой татарин с тонкими усиками, переходящими с тонкую же ухоженную бородку.