Взятие. Русь началась с Рюрика, Россия началась со взятия!
Шрифт:
– Дельный отрок! Как его зовут, напомните! – обернулся Иван к дьяку Выродкову.
– Мастера зовут Александр Молога, а это внук его Сергий! – с готовностью выпалил дьяк.
– Мологов внук Сергий, значит. Хорошо. Учти, Мологов Сергий, это первый православный храм в Казанском крае будет! А вера наша православная должна на века стоять крепко! – проговорил царь и повернулся к англичанину. – Замысел сей большой, хочу, чтобы с самого начала видел ты, друг мой, какая история тут творится! Видел и передал и живущим ныне, и для потомков. – Батюшка Сильвестр, – обратился Иван уже к протопопу. Ты осмотри храм на предмет удобности для службы, и божьей милостью, благослови. А ты, Анфим, сочти расходы, не забудь милости мои созидателям. Оплату за сделанное тебе поручаю. Едем в Воскресенский монастырь, тут нечего больше смотреть! – указал царь и вся процессия начала разворачиваться в обратный путь.
– Великий государь! Зачем же в монастырь? – подскочил к царю боярин Ушатов. В моих палатах всё уж готово для встречи высочайшего гостя! Прошу, не обидь милостью!
– Бояре взяли за правило поучать, мол царь-отрок, царь-малец! – для всех, хитро улыбаясь громко сказал Иван. – А к тому не смышлёны, что коли слово царское сказано, то ими должно быть исполнено немедля. Ничего, привыкнут и мысли наперёд читать, коли жить захотят. Сказано – в монастырь!
Процессия двинулась за Волгу, а боярин Ушатов кожей спины почувствовал, что над ним сгущаются тучи.
В большой трапезной палате Воскресенского монастыря царь слушал приближённых. Первым говорил князь Серебряный. Вдоль стены под стражей стояли пленные четверо «казанцев» со связанными за спиной руками.
– Город, который зачинить на Круглой горе на Свияге намеревались, готов стоит. По большой воде сплавлять нужно всё по Волге вниз. Печаль одна: теперь в Казани о городе узнают. Тысяча разбойника Епанчи Арского прошла изгоном по Ярославским и Угличским землям. Узнали на Москве поздно, вдогон пошли, да не догнали. И ведь, стервецы, подобрались к самой стройке. Четверых то мы поймали, да сколько тех, кто видел всё, а мы их не поймали? Всё в Казани известно будет, затворятся теперь, насторожатся. Виноваты, в общем, государь.
– Что сказали эти, кого вы поймали? – спросил Иван заинтересованно.
– Молчат! Мы уж их на муравейник садили, всё равно молчат. Или муравьи нынче вялые ещё?! – возмутился Серебряный.
– Молчат они у тебя, у тебя! Ты ж, Петя, на бой способен, а на тонкие дела что дитя. – Царь обернулся к своей службе. – Поставить котёл на дворе, воды налить, чтобы по колено было, не более, когда кипеть будет! А игумен нас пока угостит! На лице Ивана заблуждала сладкая мимика, как будто во рту его была вкусная конфета. Монастырские служки начали подавать на стол, а четверо широкоплечих из царского сопровождения пошли выполнять приказ. За ними следом выволокли и связанных.
После недолгой трапезы царь со спутниками вышел на высокое крыльцо. На дворе всё было приготовлено для дознания. Четверо «казанцев» стояли на коленях. Лица их были опухшими явно от укусов насекомых, видно было что их действительно подвергали пыткам муравьями.
– Возьмите-ка вот того, чёрного! – указал своим подручным Иван. Начинайте! Дюжие парни с засученными рукавами рубах с двух сторон крепко взяли обречённого и по ступеням подняли на помост, оттуда на весу опустили за одежду в котёл. Вода парила. Царь указал одним движением, и на помосте было установлено кресло. Иван уселся на его край нагнувшись к пытаемому так, чтобы только жар от горевших под котлом сучьев не был слишком навязчивым.
– Смотри на меня! Сейчас ты скажешь, кто послал тебя. Под каким началом ты пришёл в Углич? Что хотел, для чего вертелся у новых срубов? Что должен был сделать и кому дать весть? Сейчас будет горячо и больно. Хочешь вылезти – говори! Хочешь купаться – твоя воля!
– Ты вожак собачьей стаи, чего морду вытянул, чего унюхиваешь! Хочешь узнать, как твоя пёсья стая передохнет? – пытаясь улыбаться сказал «казанец». От такой неожиданной дерзости все окружающие дёрнулись и примолкли. Только Иван, казалось, был доволен происходящим и ещё ближе нагнулся к котлу.
– Добавьте дров, нашему гостю банька нравится! – сказал он улыбаясь. – Много ли воинов у Епанчи? Ты ведь с ним пришёл? А куда он отправился теперь?
Вода в котле покрылась мелкими пузырьками и стоящему в ней по колени всё труднее было сохранять самообладание. Он наклонил голову вправо, чтобы пот не заливал глаза.
– На каждую твою бешеную собаку есть стрела! И на тебя хватит, собака с капающими слюнями!
– Князь Пётр! – окликнул Иван князя Серебряного. – Ну где ты? Иди ближе. Я не нравлюсь гостю, он меня собакой ругает. Поговори с ним ты, спроси о делах.
Серебряный нехотя, не глядя на мучающегося, подошёл. Меж тем вода вскипела и боль даже для мужественного бойца стала нестерпимой. С налившимися кровью глазами «казанец» кинулся к краю котла. Стоящий рядом стражник толкнул его в плечо крюком багра. Казнимый упал набок в кипяток, вскочил и дико гортанно закричал. Бросился опять к другому краю, вновь получил тычок. Человека варили заживо, а он как мог инстинктивно сопротивлялся.
– О чём я спрошу этого, батюшка-государь! Дозволь рубану, чтоб уж не мучился! – просяще пробасил Серебряный.
– А дай-ка я, государь, спрошу! – поднялся Курбский. – Эй, связанные! А кто ещё хочет купаться? А может кто поговорить хочет?!
– Я, я! – один из «казанцев» перебирая разбитыми коленями пополз к Курбскому. – Спаси, Бога ради!
– Молчи, приблудная свинья! – донеслось из котла. Среди кипящей пены и запаха обваренной кожи «казанец» смог ещё приподняться на колени и взглянуть одним страшным глазом вокруг. Искажённое кипятком и болью месиво, недавно ещё бывшее лицом, издало невнятный вопль, схожий с арабским ругательством и, дёрнувшись, скрылось за паром. Котёл ещё конвульсивно дергался, когда второго пленного поставили на ноги и подвели к Курбскому.
– Хорошо, …но быстро! – сказал царь, откинувшись на кресле. – Ну что ж, князь Андрей, дознавайся ты!
Пленному поднесли чарку с водой и дали отпить. Сделав несколько жадных глотков, он начал скороговоркой вещать.
– Господине, я всё скажу. Я русский, я Юра из Коприна села. Пять годков тому с дружиной детей боярских Ушатовых под Казань ходил. В войске Московского государя… Крепко оторвались мы тогда от полка, на татар ушли версты на две. Попали, как зайцы в силок, татары взяли, увезли на посад. Держали как скотов, в холоде, в голоде, кое-как живы остались…