Взятие. Русь началась с Рюрика, Россия началась со взятия!
Шрифт:
– Ну насчёт кафтанов ладно, пропущу! – проворчал Васька, набивая рот кровяной колбасой и запивая квасом. – А вот пищали теперь это главная сила. И вообще огневой бой, это основное. Государь наш молодой, да умом велик. Из лучших бойцов приборы стрелецкие повелел составить, ну отряды значит. И лучших из лучших при себе, в Белом городе держать решил.
– Ты из лучших значит? – переспросил Молога.
– А то как!? – поняв подвох и придав насколько возможно хитрое выражение своим открытым голубым глазам, продолжал Васька. – Это и в других землях такой уклад завели, а наш государь не хуже. И при английском, и при французском королях, сказывают, пищальники состоят. До только у них для охраны государя, а у нас то всё по более: в каждом городе теперь будут полки стрелецкие.
– Мушкетёры у них, Васька! С мушкетами они. Ну это что твоя пищаль, тут ты прав. Ладно, чего приехал скажи, пока все секреты государевы не выболтал?
– Собирайся, дядя Саша! На совет к дьяку повезу тебя. За воротами два бойца моих и конь запасный.
– Когда совет?
– В полдень, дядя Саша, – сказал Васька уже серьёзно, стряхнув с себя крошки и вытерев рукавом губы.
– Знаешь что, Вася. Какой-то холодок у меня от фраз таких: Отвезу тебя! Не за что меня ещё под светлые очи отвозить. Ты поезжай, а я к полудню и сам дойду.
– Как знаешь, – ответил Василий. – Только не протяни. Большой совет будет, всех зодчих дел мастеров собирают, что на Москве сейчас.
– Буду, буду. Давай.
Вася бодро вышел на воздух, сбежал с крыльца, потрепал по вихрам Сергулю, кормившего морковкой Марусю и вскочил в седло. Подняв за собой дорожную пыль, всадники двинулись рысью по направлению к Ярославскому тракту.
– Сергуля! Руки мыл? Подкрепись поди, оденься. В Кремль идём сегодня, – отдал поручение Александр Иванович!
– В Кремль идём! Идём! – радостно подхватил мальчишка и помчался собираться. Через короткое время дед и внук, одетые почти празднично, спорой, но мерной походкой шли по старой Переяславской дороге навстречу уже высоко стоящему в небе солнцу.
Дорога к Кремлю
Для Сергули было прямо подарком идти с дедом, а не оставаться с молчуньей Лидой на хозяйстве. Пришлось бы рубить на мелкий хворост упавшую накануне яблоню, вытаскивать из досок и выпрямлять старые гвозди. Дед больше всего не любил в людях безделья, поэтому внуку всегда доставалось много заданий, подчас очень скучных. А ещё мог бы прийти поп из Трифоновской церкви, и пришлось бы засесть за правописание, потом за арифметику… В общем, сердце мальчика весело стучало, заставляя прыгать через кочки и камушки и задавать деду всякие вопросы.
– Дедуля, а вот мы далеко живём от Москвы, за лесом. Куда лучше тем, кто ближе живёт, да? Веселее на Москве-то, да?
– Веселье не главное в жизни. Что тебе веселье? На Христово воскресенье и так в Москву ходишь, на ярмарку по осени тоже. Чего ещё?
– Так тут торг вокруг, каждый день что-то новенькое. То на Красной площади засекут кого или голову срубят – все местные глазеют. А мальчишки, ровня моя, уже многие приторговывают, кто пирожки-калачи продают, кто побрякушки всякие. Всегда деньгу имеют. А не сидят взаперти…
– Эх, внучек! Легкие деньги они быстрые, причём и в обратную сторону. Легко пришли – быстро уйдут. Да и не торгаши мы с тобой, у нас мастерство в роду. И случайных людей на Москве много стало, залётных. Лёгкой жизни ищут под царским боком. И просто много, весь посад забит новгородскими, псковскими, окраинцами с Дона, булгарцами с Камы, другими инородцами. Мусорно стало, душно. На Мясницкой от лавок тесно, отходами целое озеро запоганили, вонь и мухи. Вдоль Неглинной столько мылен да кузней, что уж и не река под кремлём, а канава сточная. А пожары! От тесноты то да по глупости Москва горит чуть не через лето. Дом занялся, потом соседние и пошло. Неет, в Напрудном куда вольнее и спокойнее. – в своём повествовании Молога умолчал, что сам с семейством перебрался в Москву из Тверского княжества всего-то лет 20 назад – на постройку Китайгородской стены, да так и остался. И село Напрудное выбрал не сам, а просто указали ему место в слободе, там он и осел.
– А вот ещё на Москве веселье – идут конные напуском по улице, галопом, а ребята вперёд перед ними выбегают, и кто сколько пробежит. Главное свернуть вовремя, чтоб не снесли.
– Ты где этих глупостей набрался?! Прекрати болтать, Сергей! Потерял я уже мать твою и бабушку, хватит с меня. – переход на полное имя означал, что дед не шутит. Сергеем мальчика называли когда он загулялся с мальчишками и не выполнил дедовы поручения, ничего хорошего это не сулило.
– Дедуля, а мы купим сёдня чё-нить? – сказал Сергуля и примолк. Он уже знал, что настроение деда переменчиво и важно каким оно будет при выходе из-за кремлёвской стены.
– Что-нибудь точно получишь, – ответил дед.
За разговорами они подошли к скромным воротам Сретенского монастыря. Молога был не слишком набожным человеком. Как мы уже увидели, он даже курил, что в те времена было не принято и церковью никогда не одобрялось. Закурил в Литве, так и пошло, потом все вокруг уже рукой махнули. А в деревянную церковь Сретенского монастыря он заходил по привычке, потому, что сам её задумывал и строил. Когда по приказу государыни Елены Глинской обносили Китай-город новой кирпичной стеной было решено перенести старый Сретенский монастырь. Та самая обитель, где встречали воинов после битв с ордынцами, где молились Владимирской иконе о спасении от войск Тамерлана раньше располагалась между рядами Китай-города и устьем Яузы, и лишь по необходимости была перенесена на новое свободное место в конце улицы Лубянка. А название монастыря сохранилось и продолжало соответствовать положению. На старом месте он встречал двигающихся по Солянке из Орды, на новом месте – входящих с севера, из Троице-Сергиевой лавры, из Ярославля, обозы с речных волоков. В общем, «сретенка – встретенка» была Мологе по душе. Перекрестившись и отбив поклоны, наши путники вошли на монастырский двор и направились к деревянной церкви, что названа была в честь Марии Египетской.
В церкви пахло свежим деревом, ритуальными маслами и тёплым воском. Мастера, который только что успел незаметно положить в щёлку для пожертвований мечевую копейку, сразу заметил высокий священник в чёрной рясе. По статности и красоте нагрудного креста было понятно, что в иерархии он занимает место не ниже епископа.
– Приветствую тебя, Александр Иванович! – священник направился к мастеру, радушно улыбаясь сквозь чёрную с проседью бороду и пышные усы.
– Благослови, батюшка! – Молога сложил ладони одна в другую и немного склонился. Тоже, глядя на деда, сделал и Сергуля.
– Бог благословит! – дважды произнёс батюшка, перекрестил головы и подал руку для целования. Прикоснувшись к руке игумена Сергуля засмущался и вообще постарался стать незаметнее.
– Что, мастер, не сидится на месте? Или для служения пришёл? – лукаво и по-доброму пробасил священник. – Работы тебе и ватаге твоей плотницкой у меня не початый край.
– Я всегда рад поработать у тебя в обители, отец Владимир. Светлое место у тебя тут. Да по срочному делу, в приказ вызван. Видно боярину ближнему новые хоромы нужны, терем или дворец потешный. Так что потом тебе службу сослужу.