Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:

Редакция "Пути" ставило целью ознакомить своих читателей в переводах с классическим философским наследием, а также с трудами современных европейских авторов, не только близких по духу русской религиозной философии, но и внутренне значимых для современной мысли. Кроме пропаганды определенных религиозно-философских воззрений руководители книгоиздательство ставили своей целью и философское воспитание читателя. "Философское воспитание мысли необходимо в целях религиозного ее воспитания. Но оно достигается вовсе не тенденциозным подбором чтений, а разносторонним и свбодным от всякой предвзятости изучением великих памятников философской мысли", — писал Е.Трубецкой в предисловии к "Избранным сочинениям" Фихте.

В "Пути" были изданы труды Спинозы, Фихте, монографии о Джоберти, Розмини и Бергсоне. В издательских планах были переводы Платона, Плотина, бл. Августина, Дионисия Ареопагита, Скота Эриугены, Николая Кузанского, Шеллинга, Гегеля, Баадера, оставшиеся, правда, неосуществленными.

Отчасти сохраняя позиции внутрицерковного реформизма, "путейцы" хотели познакомить читателя и с произведениями современного им "католического модернизма", внутрицерковного движения, возникшего в конце прошлого века во Франции, запрещенного несколькими папскими посланиями и в 10-ые годы подавленного Ватиканом. К числу последних относится перевод "Истории древней церкви" аббата Дюшена, французского историка и археолога. В то время в консервативных католических кругах он подвергался остракизму за попытки критически подойти к исследованию источников по церковной истории. Философского союзника увидели "путейцы" в Эдуарде Леруа, лидере французского "католического модернизма", авторе книги "Догмат и критика". В предисловии к этой книге Бердяев пишет, что в лице Леруа прагматическая философия действия, возникшая на Западе, "сближается с философией цельного духа, провояглашенной у нас славянофилами и развиваемой всей самобытной русской мыслью. Последние результаты европейской философии неожиданно подтверждают правду Киреевского и Хомякова". Тем не менее, по оценке Бердяева, Леруа все же находится

под властью рационализма и интеллектуализма западной философии, ему не достает "мистичности" философии славянофилов.

В "Пути" под редакцией и с предисловием Булгакова переводится книга австрийского католического прелата, богослова и политического деятеля, одного из основателей Христианско-социалистической партии (пришешей к власти в Австрии в 1918 г) Игнаца Зейпеля "Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви". В своем предисловии Булгаков говорит, что хозяйственные и этические взгляды ранне-византийских и латинских отцов церкви во многом позднейшие предвосхищали социалистические учения, но в них же можно обосновать и неприятие насильственных форм социальных революций. Однако взгляды эти фрагментарны, выражены подчас в наивной, неадекватной современной политэкономии форме, не систематизированы, а потому на их основе не возможно построить теорию хозяйственных отношений, альтернативную, например, марксистской.

Линии притяжения и отталкивания

В издательстве соединились слишком яркие личности и очень самостоятельные философы, что вскоре привело к разделению в принципиальных оценках и дало повод конфликтам. В предлагаемых письмах прослеживаются идейные и личные взаимоотношения сотрудников "Пути" и представителей христианской общественности. Не пытаясь дать профессиональной оценки философским построениям каждого из участников переписки, попытаемся на "личностно-психологическом" срезе разглядеть скрытые причины идейных противостояний, столкновений и полемики. Предварительно попробуем начертить схему этих взаимоотношений и психологические силуеты основных участников переписки на фоне повседневности.

ПРФО и МРФО

Еще в начале 1906 г., к моменту распада журнала "Вопросы жизни", обнаружился идейный конфликт петербуржцев и москвичей, сторонников "нового религиозного сознания" во главе с Мережковскими и группы "христианских политиков", объединившихся вокруг С.Булгакова. Первые, разочаровавшись в надеждах привлечь Православную церковь на свою сторону, демонстративно оттолкнулись от нее как от государственного института. Вторые, после тихой кончины эфемерного "Христианство братство борьбы", не оставляли попыток издавать собственный религиозно-общественный журнал на "православной" основе в надежде преобразовать российское общество на путях "христианской политики", опираясь на обновленную церковь, с верой в особую миссию России, заняв тем самым общественно-политическую нишу "либерального славянофильства", где-то между кадетами и октябристами. Такая позиция вызывала лишь сарказм со стороны петербуржцев (20, 69) [51] , перешедших к тому времени к "внецерковному христианству" и сблизившихся с находившимися в эмиграции идеологами и функционерами лево-радикальных форм народничества (Партия социалистов-революционеров). Неоднократно москвичи и петербуржцы встречались в стремлении найти единую идейную и политическую платформу. Так 5.12.1908 в Москве произошло открытое совместное заседание обоих религиозно-философских обществ, посвященное юбилею М.Ю.Лермонтова, за ним на следующий день последовало общее закрытое заседание, на котором Д.Мережковский выступил с программным докладом "Борьба за догмат" [52] . Несмотря на давние личные контакты и обоюдные попытки сближения, противостояние продолжалось именно на личном уровне, и лишь обретало идейное оформление в газетно-журнальной полемике. Так отталкивание Булгакова от кружка Мережковских коренилось прежде всего в религиозно-нравственном их неприятии, вырывавшемся на поверхность лишь в интимных признаниях друзьям. В письме А.Глинке (Волжскому) (103) он наиболее откровенно высказывает свои подозрения, хотя и здесь не решается обозначить их словами, ограничиваясь лишь предположением, что в узком кругу исповедников "нового религиозного сознания" и "Третьего завета" практикуется какой-то собственный религиозный культ, профанирующий церковные таинства. В качестве аналогии кружку Мережковских он приводит секту, организованную бывшим поэтом-символистом А.Добролюбовым [53] , кружок экстатических почитательниц В.Свенцицкого и "Всемирный христианский студенческий союз" [54] . Подозрения эти, основанные на слухах, имели не только чисто религиозную, но по-видимому, еще и интимно-нравственную подоплеку, что косвенно подтвержается его постоянным стремлением предохранить от влияния Мережковских юную Мариэтту Шагинян [55] , метавшуюся между двумя кружками: "Темные и смутные слухи относительно близости и положения ее при дворе Мережковских. Плюнуть хочется, если верно, хотя не хочется верить. Вообще все-таки для меня здесь не все ясно, кроме того, что она отменила свой пост и стала обращаться с "неверными". В описываемый период конфликт перешел в фазу холодного взаимоотталкивания. Так, сообщая о приезде Мережковского, С.Булгаков пишет: "Сейчас читает лекции Мережковский. Он был в Москве 5 лет назад. Не знаю, будем ли видеться теперь, похоже, что нет, хотя это во всяком случае глупо". Впоследствии выступления Мережковских в печати Булгаков называет "старой жвачкой о православии и самодержавии", а уклонение Бердяева от "путейских" позиций "мережковщиной". В то же время Булгаков, предчувствуя надвигающуюся на Россию катастрофу, в личных письмах к Глинке иногда соглашается с некотороми тезисами своих противников: "Я все больше проникаюсь настроением, что мы стоим еще накануне таких великих событий, перед которыми и Государственная Дума, и наши практические замыслы — сущие пустяки. И все больше начинает казаться, что хотя религиозно и неправ Мережковский, но он может оказаться исторически прав, т.е. что вся историческая черносотенная церковь пойдет на слом, история заставит забыть о ней раньше, чем станет ощутительно явление Церкви" (52). Впрочем, стремление к сближению с "христианскими политиками" и надежда на признание в московской православной среде иссякли у петербуржцев задолго до этого (69).

51

Здесь и далее числа в круглых скобках отсылают к номерам документов опубликованных в данной книге.

52

Заседание 6.12.1908. Суббота. Из п. А.С.Ященко — Сакулину, б.д. РГАЛИ, ф.444, оп.1, ед.хр. 1044.

53

См. примеч. к п. № 103.

54

См. примеч. к п. № 109.

55

Ср. воспоминания М.еIacute;агинян. Человек и время // Новый мир. 1978, № 9—12.

"Путь" и "Мусагет"

Пробудившийся в российском обществе интерес к вопросам религии, мистики и философии был столь велик, что в течение 1909-10 годов почти одновременно с "Путем", возникла другая издательская компания, "Мусагет", которую возглавил Эмилий Карлович Метнер, музыкальный критик, поклонник Геograve;те, Вагнера и Ницше. В статьях этого периода Метнер высказывал мысль, что Германия и Россия — двоюродные братья. Издательство намеревалось публиковать книги в трех сериях: "Мусагет" — литература, "Орфей" — мистика и журнал "Логос" Международный ежегодник по философии культуры". Впоследствие в том же издательстве выходил еще и журнал "Труды и дни". Вокруг нового органа объединились молодые люди, прослушавшие курсы философии в немецких университетах, последователи Г.Когена, П.Наторпа, Э.Кассирера, Г.Риккерта и В.Виндельбанда, а также молодые литераторы, относившие себя к неокантианской философской школе. Среди них были Б.Яковенко, С.Гессен, Ф.Степун и др. Однако видимо никто из них не знал, что германофильская ориентация «Мусагета» была поставлена непременным условием подругой Э.К.Метнера, Ядвигой Фридрих, финансировавшей предприятие, о чем он по секрету писал Эллису (26.08.1909): "Направление журнала (по желанию издателя) должно быть германофильское (в широком неполитическом, нефанатическом, культурном смысле слова) и отнюдь не враждебное Вагнеру; вот и все" [56] . М.К. Морозова была одна из тех немногих, кому была известна личная подоплека отношений Я. Фридрих и Э. Метнера: "Это была девушка лет 25-ти, немка, жившая постоянно в Пильнице, близь Дрездена, довольно красивая, культурная, имевшая большие личные средства, которая мечтала его превратить в немца и перевести на постоянное жительство в Пильниц, но «этого никогда не будет», — писал мне Эм<илий /> Карл<ович /> <… /> Так как Эм<илий /> Карл<ович /> всегда мечтал основать культурное издательство в Москве, то она дала ему довольно крупную сумму денег, чтобы начать это дело. Так возникло книгоиздательство "Мусагет". Протянувшись шесть лет, отношения его с этой девушкой кончились разрывом <… />" [57] Идейная позиция "Логоса", определившаяся после выхода первого номера журнала, была сразу же воспринята "путейцами" враждебно.

56

ОР РГБ ф. 167.6.13.

57

Морозова М.К. Метнер. Цит. по: Лавров А.В. «Труды и дни». //Русская литература и журналистика ХХ века. 1905—1917. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., Наука, 1984, с. 194, 195.

Владимир

Эрн, "мыслитель с темпераментом бойца", выражая мнение последователей В.Соловьева, выпустил вскоре пространную критическую статью под названием "Нечто о Логосе, русской философии и научности; по поводу нового философского журнала "Логос"" [58] . За ним последовал целый сборник остро полемических статей "Борьба за Логос", в котром автор одним словом определяет характер русской философской мысли — логизм. Между прочим, сам этот термин вызвал неприятие со стороны С.Булгакова, во многом определявшего "путейские" позиции: "не приемлю кое-чего в терминологии Вашей, особенно "логизм", происходящий из Божественного Логоса, ведь так можно сказать и бог-изм (или как писал уже Волжский, — "богофильство" — "логофильство"). "Изм" есть вообще рационалистическое изделие, и логизму угрожает опасность бессознательно стать одной из форм рационализма, с которым Вы боретесь" (111).

58

Московский еженедельник. 1910, №29, с.31—40; №30, с.29—40; №31, с.33—44; №32, с.33—42.

"Логосовцы" восприняли выступление "путейцев" как объявление войны, вызов был принят, и вскоре в их журнале появилась язвительная рецензия С.Гессена, содержащая резкую критику книги Эрна и обвинение ее автора в философском дилетантизме. Рецензия Ф.Степуна на книгу Н.Бердяева о Хомякове была тоже по существу разгромной. Из-за агрессивной манеры Эрна вести дискуссии, противостояние лишь усиливалось, превращаясь в открытую вражду. По воспоминаниям самого Ф.Степуна в философских спорах Эрн выступал как "непримиримый враг немецкого идеализма и в частности неокантианства, сразу же после выхода первого номера "Логоса" (органа последователей Марбургской философской школы неокантианства) он <… /> в своих постоянных устных и печатных полемически-критических выступлениях против нас, логосовцев, упорно проводил мысль, что апологеты научной филосфии, оторванные от антично-христианской традиции, мы не имеем права тревожить освященный Евангелием термин, еще не потерявший смысла для православного человека. Думаю, что в своей полемике Эрн был во многих отношениях прав, хотя и несколько легковесен. В его живом, горячем и искреннем уме была какая-то досадная приблизительность" [59] .

59

Федор Степун. Бывшее и несбывшееся. Изд. 2-ое, тт. 1—2. Лондон., 1990, с. 258.

Более терпимые "путейцы", Е.Трубецкой и С.Булгаков, признавали философскую талантливость и образованность русских неокантианцев, последний даже планировал пригласить в сотрудники "Пути" Б.Яковенко (83), ученика Риккерта и Виндельбанда, исследователя итальянской философии. Однако он отказался от этого шага после решительного протеста В.Эрна (88), а Б.Яковенко вскоре переехал в Италию.

«Основной вопрос "Пути" был — "како веруешь?", основной вопрос "Мусагета" — "владеешь ли своим мастерством» — писал в своих воспоминаниях Ф. Степун [60] . Тем не менее, в последние предвоенные годы между обоими направлениями русской философии наметилось сближение. Можно было бы ожидать некоего философского синтеза, если бы не мировая война и последовавшая за ней катастрофа.

60

Там же. С. 282.

В.Эрн и "Путь" В.Эрн был одним из самых активных и потому наиболее заметных деятелей "путейского" направления. В этом издательстве вышло четыре его книги. Зачастую именно он, как наиболее "боевитый путеец", своими эмоционально-хлесткими, но далеко не всегда философски убедительными статьями и определял "образ" всего направления. Постоянно бросая вызов философскому релятивизму и наднациональному, внерелигиозному европейскому либерализму, он вызывал на себя, а заодно и на своих коллег, наиболее сильные разряды критики. Отвечая С.Франку, обвинившему его в национально-культурном пристрастии в области философии, Эрн пишет: "Абсолютно-данное моего мировоззрения — восточно-христианский логизм. Русская мысль дорога мне не потому, что она русская, а потому, что во всей современности, во всем теперешнем мире она одна хранит живое, зацветающее наследие антично-христианского умозрения…" В статье "Основной характер русской философской мысли и метод ее изучения" [61] Эрн обвиняет массу русской интеллигенции в том, что она склонна к постоянной, неискоренимой подозрительности ко всему русскому и предпочтению всего западного. По его мнению оригинальная русская философия принципиально отличается от европейской, которой присущи четыре характерные черты: рационализм, меонизм, имперсонализм и иррелигиозность. Европейской философии Эрн противопоставляет "органичную", христианскую культуру, которой свойственны "логизм, онтологизм и существенный, всесторонний персонализм". Эти два начала (западное и восточное) непримиримы и "вселенская задача философии сводится к всестороннему и свободному торжеству одного из этих начал над другим". Однако в истории развития человеческой мысли эти два начала могли встретиться только в России, ибо с одной стороны, Россия — живая наследница восточного православия, поэтому логизм восточно-христианского умозрения есть для России внутренно данное, а с другой стороны, Россия приобщена к новой культуре Запада, восприняла и переработала ее в своей душе. Поэтому "русская философская мысль, занимая среднее место, ознаменована началом этой свободной встречи, столь необходимой для торжества философской истины. "Для меня, — пишет далее Эрн, — вся русская философская мысль, начиная со Сковороды и кончая кн. С.Н.Трубецким и Вяч. Ивановым, представляется цельным и единым по замыслу философским делом. Каждый мыслитель своими писаниями или своею жизнью как бы вписывает главу какого-то огромного и, может быть, всего лишь начатого философского произведения, предназначенного, очевидно, уже не для кабинетного чтения, а для существенного руководства ЖИЗНЬЮ" [62] . Эрн признает, что русские философы не создали систем и тем самым не самостоятельны, однако считает, что именно в отсутствии систем и есть проявляется заслуга русской философии и ее превосходство перед западным рационализмом. Однако обращает на себя внимание одно неожиданное признание Эрна: "Для меня поэтому диалектика есть сама по себе божественное орудие мысли и искусство логически опрокинуть противника, есть то, что Вяч. Иванов так удачно назвал "веселым ремеслом и умным весельем" [63] . Отнюдь не принижая чисто философского пафоса выступлений Эрна, можно предположить, что печатная и устная полемика, да и сами философские построения были для него не в последнюю очередь игрой, средством привлечения к себе внимания, проявлением желания иметь успех. Здесь необходимо отметить, что в отличие от многих своих коллег, имевших источники постоянных доходов, он жил и содержал семью исключительно литературными гонорарами, и следовательно от успеха его выступлений зависело его физическое выживание. "В четверг будет деловое собрание. Это значит, я на лето добуду работы рублей на 1000! (148)… О Джемсе в Московском Еженедельнике я уже с согласия Трубецкого пишу. Это все-таки позволит немного заткнуть нашу финансовую течь. Если дело устроится с Князем, я смогу до весны заработать рублей 80—100. Я этому радуюсь, ибо положение без этого было бы поистине стеснительно (140)… "Московский Еженедельник" все же под боком, и всегда при крутых обстоятельствах можно будет что-нибудь из себя выжать" (145).Кроме тисков постоянной нужды надо помнить о все усиливающейся болезни, преследовавшей Эрна последнее десятилетие его жизни. Может быть, предощущение скорой смерти заставляло его с непоколебимой настойчивостью и бескомпромиссностью, характерной для мессиански настроенных носителей сверхценных идей, которые он стремится во что бы то ни стало донести до сознания современников: "Пишу со страстью и Бога молю, чтоб мне удалось во весь голос сказать то, что сейчас нужно прокричать на всю Россию, даже на весь мир. Дал бы мне только Бог сил справиться с трудностью и важностью темы <… /> хочу написать ряд статей на современные темы (о славянстве, германизме и европейской культуре)" (381).

61

Предисловие к книге Эрн Владимир. Г. С. Сковорода (1722 —1794). Путь. М. 1912. С. еUcirc;+342. Рец.: П.А. Книга о Сковороде. //Русская молва. СПб. 8.01.1913. Д.Философов. // Речь. № 135. 1913.

62

Там же.

63

В.Эрн.Культурное непонимание (Ответ Франку). //Русская Мысль". 1910, т.10, ч. 2. с.116—129. Затем последовал ответС.Франка.Еще о национализме в философии. Ответ на ответ В.Ф.Эрна. //Там же, с. 10—137. Эрн ссылается на статьюВяч. ИвановО веселом ремесле и умном веселии // Золотое руно 1907, 5; Собр. соч., т. 3, Брюссель, 1979. Однако Вяч. Иванов определяет этими словами не диалектику, а культуру в целом: «Будет ли у нас, наконец, искусство веселым ремеслом, каким оно хотело бы стать, — а не иеремиадой и сатирой, как оно определило себя едва ли не с начала нашей письменности, — не учительством и даже не пророчеством, но умным веселием? Ибо не вином только весел человек, но всякою игрою своего божественного духа. И будет ли ремесленник веселого ремесла выполнять веселые заказы, а не скорбеть и поститься, как Иоанн, — и, как Иоанн, называть себя "голосом вопиющего в пустыне"?<… /> Вот имя культуре: умное веселие народное». Вяч. Иванов практически предвосхищает известную мысль Й. Хейзингиеcent; восходящую к Ф. Ниц‚е: «Игра в культуре — это данная величина, которая проявляется раньше культуры и сопровождает и пронизывает ее насквозь с самого начала и до той фазы, какую переживаешь ты сам.»Чуизинга Й.Чомо луденс.Цит. по:Михайлов А.В.Хейзинга в историографии культуры, приложение к:Хейзинга Й.Осень средневековья. М., Наука, 1988, с. 433.

Поделиться:
Популярные книги

Треск штанов

Ланцов Михаил Алексеевич
6. Сын Петра
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Треск штанов

Начальник милиции. Книга 3

Дамиров Рафаэль
3. Начальник милиции
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Начальник милиции. Книга 3

Ты нас предал

Безрукова Елена
1. Измены. Кантемировы
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Ты нас предал

Ледяное проклятье

Михайлов Дем Алексеевич
4. Изгой
Фантастика:
фэнтези
9.20
рейтинг книги
Ледяное проклятье

Месть за измену

Кофф Натализа
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Месть за измену

Мужчина не моей мечты

Ардова Алиса
1. Мужчина не моей мечты
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
8.30
рейтинг книги
Мужчина не моей мечты

Его огонь горит для меня. Том 2

Муратова Ульяна
2. Мир Карастели
Фантастика:
юмористическая фантастика
5.40
рейтинг книги
Его огонь горит для меня. Том 2

Возвышение Меркурия. Книга 2

Кронос Александр
2. Меркурий
Фантастика:
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 2

Камень. Книга шестая

Минин Станислав
6. Камень
Фантастика:
боевая фантастика
7.64
рейтинг книги
Камень. Книга шестая

Идеальный мир для Лекаря 2

Сапфир Олег
2. Лекарь
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 2

Восход. Солнцев. Книга VI

Скабер Артемий
6. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Восход. Солнцев. Книга VI

Не грози Дубровскому! Том 11

Панарин Антон
11. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому! Том 11

Мама из другого мира. Делу - время, забавам - час

Рыжая Ехидна
2. Королевский приют имени графа Тадеуса Оберона
Фантастика:
фэнтези
8.83
рейтинг книги
Мама из другого мира. Делу - время, забавам - час

Решала

Иванов Дмитрий
10. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Решала