Взывающий
Шрифт:
На картинке в отображающем стекле двигались всадники и большие повозки, запряженные горбанами.
— Около пары сотен, эдона ниор-цев. Будут невдалеке от нас между полуночью и рассветом.
— Верно. Как раз тогда у нас очередное молитвенное возобновление готовности… — Шенай Бартеом глянул на малое стекло. — Пророк послание забрал. Хорошо, — он повернулся к помощнику. — Разбудите, если что-то произойдёт, либо когда эти подойдут.
В полумраке стеноката слабо светились стекла блока управления. Снаружи сквозь шум копыт и возгласы
Пророк зажег малую лампу картинника и при её свете развернул сброшенный свёрток. Небольшой лист был сложен пополам и запечатан знаком скинического совета. “Ожидаем усердия в служении…” — снова усмехнулся Пророк, ломая печать.
“Скинический совет не просил о пересмотре решения особого суда. Исполнение остаётся отложенным до окончания скинии. Высшая воля и её путь есть единственное твоё упование, заслуг же особых у тебя мы не видим.”
Пророк замер, уткнувшись взглядом в темное небо за окном.
“Воля Твоя осуществляется на пути Твоем, нет у меня ничего помимо воли и пути Твоего, не могу я сделать и шага вне усмотрения Твоего, помоги мне понять, где шаг мой нужен!” — голову пронзила боль. На глаза попался ещё один листок в свёртке, тоже сложенный, но запечатанный просто кусочком воска.
“Хавер высшего курса Техниона, в котором состоит Годон из семьи Селиот…” — Пророк остановился. Хавер, содружество обучавшихся в Технионе и вместе окончивших высший курс, сообщество Молящихся, по большей части с высокими званиями, сохраняющих связь между собой и поддерживающих друг друга. Просьба хавера имела вес, ходатайство хавера не могло остаться без внимания.
“Хавер высшего курса Техниона, в котором состоит Годон из семьи Селиот, не признает перед Высшим лишенного имени и звания. Собрание хавера не нашло причин обращаться с ходатайством к особому суду и не просит за того, кто носил имя Годона Селиота. В остальном оставляем упования на Высшую волю.”
Пророк медленно положил листок рядом с посланием скинического совета. “Усердие в служении и старание в праведности… их ждут от того, кого больше не знают перед Высшим и знать не желают?!” — он вновь положил руку на лоб, опустившись на колени посреди хижины.
“Путь Твой проходит сквозь меня, не знаю, как прикоснуться к нему, не вижу я даже шага перед собой. Прошу тебя увидеть меня, молю ответить обо мне, распорядись мной по воле Твоей, но не оставь меня без неё! Обступили меня желающие гибели моей, умножились враги мои соратниками моими, требуют от меня того, чего не давали мне. Нет у меня намерений и действий, хочу от Тебя решения обо мне!”
Тишина и пустота заполнили Пророка. Взгляд его упал на лист из скинического совета.
“Высшая воля и её путь есть единственное твоё упование,” — прозвучало в тишине и пустоте.
“У меня есть моё служение в скинии. Остальное оставляю в Твоём усмотрении,” — Пророк перебрался на соломенную подстилку
— Вот они, эдона ниор-цев. Прошли мимо, двигаются дальше так быстро, как могут с этими повозками.
Шенай Бартеом вгляделся в отображающее стекло.
— Хорошо. Сопровождайте до места, где они остановятся. Потом присматривайте время от времени, постоянное наблюдение можно не вешать. И вот что, эдона Кареши: иди спать. С дежурством справятся помощники, служение несложное.
Ниор-цев встал, потянулся, прошелся в сумраке стеноката.
— Всем, кроме дежурных и наблюдателей, спать! — с этими словами он вышел наружу, под горящее звёздами небо.
За растянутой вокруг рубежного лагеря защитной сетью проскакал очередной всадник. Больше ничего не было слышно, кроме посвиста ветра. Бартеом прошел между телегами, кивнул повернувшемуся к нему дежурному, сидевшему на тягаче. Никаких звуков со стороны лагеря воинов Хаб-Элми, ничего, кроме удаляющегося стука копыт. Ниор-цев вернулся в стенокат.
— По всей скинии приказ спать всем, кроме дежурных, — негромко бросил он помощнику. — Как рассветёт, провести полную молитвенную подготовку и дальше держать постоянную боевую готовность. Ходовая готовность каждый час.
Внутри и снаружи ограждения рубежного лагеря ветер продолжал пересыпать песок.
Сарда Бахруш, действующий медирит земли Архаб, снова и снова ждал неприятностей. Он молча следовал за Высочайшим в сторону хижины посланца заветных, отвечая только кивком на доклады подбегавших помощников. Предстоявшее было неизбежно, и последствия тоже представимы, и ничто в этом не несло радости. “Вода находит себе путь,” — снова и снова говорил он про себя, не находя в этом успокоения.
Пророк стоял неподалёку от изгороди, глядя на приближающегося царя Хаб-Элми, перед свитой которого расступались уже собравшиеся с утра люди. Он медленно стёр с лица пот и увидел на руке размазанную кровь. Брошенный в него недавно ком земли, оказывается, рассёк кожу на лбу. “Иду по воле Твоей, ищу пути Твоего, предаю себя Твоему усмотрению”.
Джэвэд Очивдат встал перед изгородью. Воины, стоявшие на страже, отошли в стороны, дав место сотникам. Толпа вокруг стихла. Всё стихло, кроме посвиста ветра.
— Ты рассказал о своей земле и твоем народе, мы поняли, чего вы хотите. Ответ народа Хаб-Элми тебе и твоим заветным: нет. Источник не прекратит течение, народ воинов не сядет на землю. Если вы придёте к нам со всей вашей силой, вас встретит война. Если вы убьете девять из десяти в земле Архаб, десятый затаится, чтобы пустить стрелу и вонзить клинок. Запомни мои слова и уходи с ними к твоим людям, что ждут в пустыне.
Стих даже ветер. Джэвэд Очивдат, течением Источника и согласием сотников названный балай всех Хаб-Элми, отступил на шаг назад от изгороди.