Where the bones disappear?
Шрифт:
— Ну что ты! Не опровергай мои слова, Палмер!
— Я рада, что тебе весело, Харрис, но, может, ты разделишь свое веселье с кем-то другим?
Я буквально вжалась в холодный металл дверцы шкафчика, но расстояние между нами все равно было катастрофически мало. Я задыхалась. Мне нужен был чистый, свежий воздух, а не этот смрад, которым несло от моего “собеседника”. Запах мужской испарины, дешевого пива и химического дезодоранта. Он совсем не походил на морскую волну, что проникала внутрь с возбуждающим покалыванием — напротив, это было, скорее, топленое свиное сало, что заливалось в легкие, вызывая рвотный
— Могу, но сначала я заберу то, за чем пришел, — сказал парень и, будто его только забавляли мои судорожные попытки сохранять спокойствие, самодовольно улыбнулся.
Нахмурившись, я уверенно заглянула в глаза напротив, которые при таком освещении казались бесцветными. Зрачки расширились настолько, что почти полностью заполнили собой цветную радужку. Я нервно сглотнула, в надежде, что Харрис этого не заметит, но он лишь продолжал улыбаться.
— Ты ведь не думаешь, что я пришел на этот убогий бал? Изначально у меня была другая цель…
Не знаю почему, но тот момент, когда его рука оказалась в нескольких миллиметрах от моей щеки, был упущен. Вовремя сообразив, я резко мотнула головой, что оставило пальцам “собеседника” коснуться лишь моих волос. Но и тут он не поддался и, больно ухватив за темную прядь, потянул на себя.
— Ты ведь не думаешь, что я и правда хоть что-то знаю? — продолжал он, еще сильнее потянув меня за волосы. — Знаешь, я тогда подумал: черт возьми, да она не купится! Но нет, ты пришла! И теперь я думаю, что все-таки заставило тебя? Это ведь глупо, а ты не глупая девочка, Франческа…
— Увы, тут ты ошибаешься, — прикусив нижнюю губу, чтобы остановить неконтролируемый стон, я ухватилась за прядь, которую он уже чуть ли не вырвал, и потянула на себя. Как ни странно, парень сразу сдался, выпуская волосы, и я глубоко выдохнула, — я очень глупая девочка!
Мысленно сосчитав до трех, я нырнула под руку Харриса, но, увы, не успела сделать более трех шагов. Тяжелая туша навалилась на меня, с грохотом впечатывая в те же шкафчики. Внезапный колокольный звон, раздавшийся в голове, не сулил ничего хорошо, как, впрочем, и вся сложившаяся ситуация. Усталость предательски ощущалась во всем теле и препятствовала каким-либо ощущениям, когда глаза, напротив, не подводили. Парень, словно одержимый, скривился в пугающей гримасе, а его руки, судя по резкой боли в области желудка, скользнули вниз по моему платью.
— Ты омерзителен, — едва слышно прошипела я, когда его пальцы преодолели последнюю кружевную оборку и проникли под юбку.
Тут я уже не считала до трех. Отодвинув головную боль подальше и собрав всю силу, какую смогла, я съехала вниз по дверце шкафчика, по пути резким движением упираясь в грудь парня и отталкивая от себя. Сначала, казалось, никакого результата — он так и остался стоять на своем месте, будто прирос. Но потом послышалось сиплое дыхание, иногда прерываемое глухим, удушливым кашлем. Я так четко его слышала, что даже позабыла о былом звоне в голове. Вдруг исчезла и усталость: казалось, все тело пробили приличный зарядом.
Медлить было нельзя, это был отличный и, возможно, единственный шанс. Резким движением я вскочила с пола и, обогнув застывшую, по звукам — задыхающуюся, фигуру, рванула к выходу. Всего несколько метров. Откуда здесь могла взяться преграда? Но она взялась. Я врезалась в нее и закричала бы наконец, да не смогла: ужас, как будто не мог более терпеть, стянул гортань судорогой. Что кричать — я и дышать едва могла.
— Тихо-тихо…
Знакомый голос, знакомый запах. Судорожно улыбнувшись, я уткнулась носом в родное пусть не тепло, но в тот момент мне было все равно. Парень скользнул по моим плечам, поглаживая и успокаивая, потом вдруг начал легонько отталкивать от себя. Что это? Он должен был лишь прижать крепче и увести отсюда как можно скорее. Я было хотела поднять умоляющий взгляд к его лицу, но было поздно. Он развернул меня так, что перед глазами оказалось скрюченное на полу тело, что извивалось и истошно хрипело.
— Смотри! Мир становится чище прямо на твоих глазах! Он уничтожает мелкий сгусток дерьма, один из множества, что разлагаются на его почве. — Лед коснулся моего уха, или это мой спаситель что-то прошептал?
Не знаю, было ли то, что я видела, Харрисом. На судороги задыхающегося я смотрела устало и с каким-то безразличием. Эта сцена заставила меня поморщиться лишь один раз, когда изо рта пошла пена и через считанные секунды тело замерло. Голова его перекатилась на правый бок, именно так, что лицо обратилось в нашу сторону. Я видела, как густая белая пена продолжала идти из приоткрытого рта, как она по щеке скатывалась на пол и как запачкала его любимую клубную куртку.
Помню, как Тейт вывел меня из раздевалки, как провел через темные коридоры, минуя неожиданные встречи. Не помню, как мы взбирались на чердак, но помню, как он бережно укрыл мои плечи пледом. Он даже осмотрел мою голову и сказал что-то вроде того, что это лишь сильный удар и мне нужно просто отдохнуть. Наверное, прошло очень много времени, потому что впервые, когда я захотела что-то сказать, вместо слов вырвался лишь сиплый хрип.
— Почему… Почему я ничего не чувствую? — наконец выдавила из себя я, и это после долгих стараний откашляться.
— Я тоже ничего не чувствую. Никогда ничего не чувствовал.
— Но он же умер… Наверное. А мы его оставили. Я ничего не чувствую, Тейт…
Чердак был снова погружён во тьму, а его глаза снова были бездонными черными кратерами. Он снова сидел очень близко, но не касаясь меня, лишь смотрел. Почему он лишь смотрел?
— В последнее время очень хочется, чтобы мне грозила какая-нибудь конкретная смертельная опасность. Чтобы я была неизлечимо больна, чтобы вокруг была война; чтобы я понимала, наконец, откуда именно исходит угроза. Сейчас она свободно скользит…
В первые секунды того, как он прервал мои слова, буквально не дал никакой возможности продолжить, внутри больно кольнуло что-то похожее на обиду. Неужели он так не хотел слушать? Всего несколько секунд, а потом волна удовольствия накатила так неожиданно, затмевая все вместе с рассудком, точнее вместе с тем, что от него осталось.
Его холодные пальцы, которые от моего жара казались еще холоднее, скользнули по моей щеке, выше, за ухо, зарываясь в волосы. Губы, что двигались сначала осторожно и медленно, будто исследуя неизведанное, стали уверенней и настойчивей. Он оказался катастрофически близок, особенно для моих рук, которые при первой же возможности обвили его шею и, притягивая к себе, почти не реагировали на его щекочущие золотые пряди.