XIV принцип
Шрифт:
Один из охранников нагнулся и заметил его.
— Надо сматывать! — понял Магнификус и быстро пополз прочь.
В основании стены за второй кроватью он обнаружил отверстие в полу и нырнул туда. Грубый голос сверху проорал:
— Она в слив уползла! Это гадюка!
Второй голос предложил:
— Нужно туда масла горячего плеснуть.
Второй не стал дожидаться завершения их дискуссии и устремился по сливной трубе вперед. Полз он довольно долго, пока не уткнулся в стену. Присмотревшись, Магнификус понял, что сверху все-таки есть отверстие, но оно было плотно забито всякой грязью. Сдерживая отвращение, беглец продавил головой заслон и выглянул наружу.
Труба его вывела в школьный класс. Десятка два юных школьников в одинаковых костюмах выстроились перед одноногим преподавателем средних лет и жандармской наружности. Тот водил пальцем по нарисованному на доске изображению планеты в разрезе, при этом объясняя:
— Мы вот с вами живем на внутренней стороне планеты, а солнце и луна крутятся внутри нее.
— Почему мы не падаем на солнце? — осторожно спросил его один из учеников.
— Воля богов! — важно насупил брови учитель. — И вы, маленькие гаденыши, должны хорошо учиться и тренироваться, чтобы понимать эту святую волю.
Где-то за дверью класса зазвенел колокольчик.
— Урок окончен, — буркнул одноногий и заковылял на костылях к выходу. Дети начали возвращаться за свои парты.
Второй услышал разговор двух мальчишек, чьи парты были ближе всего к трубе.
— У меня старшего брата скоро в армию заберут, — сказал один из них. — Ему мама форму сшила.
— А мой давно домой не писал, — произнес другой. — Его отряд защищает восточное побережье. Мама плакала вчера. Она боится, что его злые азуры убьют. Они всех убивают.
— Почему они нас так не любят? — вздохнул первый и начал убирать в свою сумку лежащие на парте книги.
— Давай вечером на пустырь за бани сбегаем? — предложил первый. — Сегодня день женщин. Посмотрим. Вдруг твоя Иншли будет мыться?
— Не-а, — отказался второй. — Я отцу обещал помочь сети доплести. Ему завтра их сдавать.
— Он так и не хочет обратно на корабль? Там же много платят, и еще моряки трофеи привозят, — поинтересовался у него друг.
— Не по душе, говорит, — ответил тот. — Сестра сказала, что папа сломался. Когда дядя утонул, вот тогда и сломался. Ты про Иншли больше никому не болтай. Она хорошая девчонка, не смотри, что из аристократов. Я вырасту, пойду на флот и стану капитаном. А потом на ней женюсь.
— Мечтай! — хихикнул его друг. — Ее в Эльф-ведьмы отдадут.
— Я тебе сейчас в глаз дам, — пообещал первый. — Иншли не пойдет в Эльф-ведьмы.
— Куда она денется? — не испугался угрозы второй. — Как миленькая пойдет. За это ее отцу повышение дадут, а Иншли для отца все сделает.
— Не буду с тобой дружить, — обиженно надулся влюбленный малыш.
Магнификус не стал дожидаться окончания спора двух мальчишек и нырнул обратно в трубу.
Пропетляв по сливу с полчаса, он нашел еще один выход. На этот раз это была больница. У примитивного операционного стола, на котором недвижимо лежало окровавленное тело, нервно прохаживался высокий худощавый мужчина в зеленом халате. На него из проема двери строго взирал другой, в форме лейтенанта городской стражи.
— Вы уверены, господин Чест, что ничего нельзя было поделать? — спросил военный.
— Совершенно уверен, — кивнул тот, кого назвали Честом. — У покойного исполосован весь желудок. Кроме того, поздно доставили. Он потерял слишком много крови.
— Этот больной офицер — высокого ранга. Вы должны были его спасти, — заявил стражник.
— Для начала он должен был не пить столько и не драться в кабаке на ножах, — невозмутимо ответил врач.
— Дерзите, господин Чест? — удивился военный.
— Диагноз ставлю, — бесстрашно взглянул на него Чест. — А диагноз — всегда правда. В моем случае.
— Что ж, — повернулся к нему спиной стражник, — тогда мне придется предъявить вам обвинение в государственной измене. Потрудитесь не покидать город до завтрашнего утра.
— Литертон, — обратился к нему врач, — помните, я оперировал вашего сына? Если мне не изменяет память, вы клялись, что если я спасу его, вы исполните любое мое желание.
— Хотите избежать суда? — повернулся к нему тот.
— Нет, — покачал головой Чест. — Суда не боюсь. Надоело бояться. Прошу не трогать мою семью и не препятствовать моему сыну поступать в военное училище. Чудовищная ошибка с его стороны, но это его желание.
— Обещаю, — сказал военный и добавил, выходя из операционной: — У вас отличный сын, господин Чест. Я лично прослежу, чтобы он прошел вступительные экзамены.
Когда Литертон вышел, в помещение вбежала женщина, судя по такому же зеленому халату, — медсестра.
— Доктор, что он сказал? — взволнованно поинтересовалась она.
— Судить меня будут, — сообщил Чест.
— За что?
— За эту порезанную свинью, — показал на стол врач. — Им так легче оправдаться перед своим начальством. Диверсия. И предательство.
— Что же делать? — ужаснулась медсестра.
— Не суетись, Элизабет, — положил ей на плечо руку Чест. — Лучше приготовь мне на дорогу дозу надежного яда. Хочу спокойно себя чувствовать перед судом. Мне нужно кое о чем им сказать. Они будут очень недовольны.
— Это несправедливо! — воскликнула женщина. — Вы спасли тысячи дручий!
— Справедливость — привилегия богов, нам же остаются только связи и богатство, — горько усмехнулся врач. — Ни того ни другого у меня нет, а в справедливость небожителей я не верю.
— Очень напрасно, — подумал Второй, проскальзывая в приоткрытую дверь.
За дверью оказался длинный коридор. Магнификус как можно быстрее пополз по нему, стараясь избежать встречи с больничным персоналом. Ему это практически удалось. Разве что у самого выхода на улицу он напугал одинокую посетительницу, поднимавшуюся по лестнице.