XXI век не той эры
Шрифт:
Исикава, одарив меня долгим внимательным взглядом, слегка склонил голову. Больше это было похоже не на утвердительный кивок, а на обозначение уважительного поклона.
— Позвольте вашу руку, — проговорил он, вставая с койки. Я поднялась вслед за ним, протягивая ладонь, но мужчина аккуратно прихватил меня за локоть и отодвинул к самому выходу. Дверь, впрочем, не открылась; кажется, кроме этой каморки мне ничего показывать не собирались.
Зато обстановка начала быстро меняться. Койка втянулась в стену, вместо неё из пола выдвинулся странный гибрид зубоврачебного и гинекологического кресла. Когда я рассмотрела скобы креплений
Когда кресло обросло непонятными матовыми белыми пирамидками и хрустального вида сферами с клубящейся внутри мутью, я держалась нормально, а вот когда из пола выдвинулись два белых толстых щупальца, похожих на шланг от душа, с трёхпалыми манипуляторами на концах, у меня затряслись коленки.
Но тем не менее я заставила себя держаться в вертикальном положении, и когда Исикава потянул меня к пыточному приспособлению, покорно повиновалась.
— Присаживайтесь, кириа.
— Называйте меня Ольга, ладно? — со вздохом попросила я. Во-первых, этот мужчина был раза в два меня старше, а, во-вторых… я всегда любила своё имя, так почему не послушать перед смертью хоть что-то приятное?
— Хорошо, — с лёгким удивлением согласился японец. Кажется, у этой нации обращение по имени означает определённую степень близости, едва ли не дружбу. Или я путаю?
Какая всё-таки каша в голове! Некоторые вещи помнятся отлично, а некоторые расплываются, причём вне зависимости от важности. Может, это связано с тем, когда то или иное знание было почерпнуто? Поздние, как и воспоминания, подёрнуты дымкой, а ранние ясно видны? Ладно, мне же обещали вернуть память. Надеюсь, в этих воспоминаниях будет хоть что-то светлое, а не только откровенные гадости, которые предчувствует мой детектор неприятностей, расположенный пониже спины.
При помощи Исикавы я устроилась в кресле. Оно оказалось неожиданно удобным, само подстроилось под все выпуклости и вогнутости организма. Я наконец-то вспомнила и оценила по достоинству ещё одно благодеяние доктора: предоставленную мне длинную свободную робу из какой-то плотной немнущейся белой ткани, на ощупь похожей на чистый лён. Предоставленная возможность прикрыть наготу грела душу. Представляю, что было бы со мной, окажись я в этом кресле в том виде, в каком очнулась! Психологический комфорт штука такая; понимаю же, что защитить меня эта роба ни от чего не сможет, но всё равно чувствую себя уверенней и спокойней.
— Это чтобы вы не выпали и не навредили себе, — пояснил доктор, закрывая фиксирующие браслеты. Они обхватывали конечности плотно, но дискомфорта не доставляли. — Мы погрузим вас в состояние, близкое к сомнамбулическому, и возможны какие-нибудь рефлекторные неконтролируемые жесты. Или, чего доброго, вы выпадете из кресла, прерывая контакт, а это очень опасно. Так, позвольте, — он аккуратно приподнял мою голову с подголовника, собрал волосы наверх и закрепил на горле ещё одну фиксирующую конструкцию, напоминающую широкий шейный корсет. Плотно облегая с боков и под ушами,
После этого на голову мою была надета… корона? Диадема? На прибор эта ажурная вещь не походила совершенно. Широкий резной обруч из очень похожего на серебро материала плотно обхватил голову, но тоже совсем не мешал.
— Понимаю, что это трудно, но постарайтесь расслабиться, будет легче. Хотя бы поначалу, — он тепло улыбнулся и ободряюще сжал мне плечо. Или он гениальный психолог и актёр, или действительно за меня переживал. Я предпочла поверить во второе, и даже сумела улыбнуться в ответ и выдавить:
— Постараюсь.
— Всё будет хорошо, Ольга. Всё под контролем.
И он вышел, оставляя меня в одиночестве. А потом навалилась темнота.
Гулкая, жадная, голодная, она кружила вокруг, выбирая место для удара. Я кричала, звала на помощь, но никто не приходил; только темнота омывала руки и заглядывала в рот. Она казалась кошкой, играющей с полудохлой мышью, которой была я.
Потом из темноты посыпались образы. Стремительно пролетела передо мной вся недлинная жизнь: детство, школа, институт, первая работа, вторая работа, третья, смерть мамы, и опять работа. Бесконечные разъезды, притупившие боль потери и вернувшие вкус к жизни. Лица немного повзрослевших, но почти не изменившихся однокурсников — десять лет выпуска. Предложенная кем-то идея отдохнуть на природе, в пещере возле города.
Та самая пещера; сырая, гулкая, холодная и тесная. Парни дурачились, рассказывали страшилки, пытались пугать девчонок, и у них это неплохо получалось. Потом Вася Шаврин, наш бывший староста, серьёзный молодой мужчина в строгих очках, пожалев запуганных нас, показал всем карту пещеры. Там при всём желании было негде теряться, цепочка из трёх пещер мал мала меньше заканчивалась глухим крошечным лазом, и всё это было истоптано и исхожено вдоль и поперёк сотнями любителей острых ощущений.
Ночевать остались в пещере, и было уже нестрашно; пятнадцать человек взрослых людей, из которых восемь — мужчины. Что с нами могло случиться?
Среди ночи нестерпимо захотелось в кустики. Некоторое время проворочавшись, поняла, что терпеть до утра — плохая идея. Я выбралась из спального мешка, натянула кроссовки, штормовку и, вооружившись фонариком, двинулась в темноту, прислушиваясь к хоровому сопению друзей. Аккуратно выбравшись на свежий воздух, с удовольствием подышала и, сделав свои дела, отмахиваясь от обрадованных моим появлением комаров, полезла обратно в пещеру.
Луч фонаря высветил совершенно пустое пространство: ни людей, ни вещей, ни звуков.
— Эй, народ! — настороженно позвала я. — Ребят, это правда не смешно! Ну и прячьтесь, идиоты, — буркнула раздражённо, оборачиваясь к выходу. И замерла в ужасе, потому что выхода за моей спиной не было. Того самого, через который я только что пролезла. Широкой низкой щели, из которой тянуло сквозняком. Опять развернувшись к центру пещеры я вдруг осознала: это была не та пещера. Не та — в том смысле, что ни на одну из трёх наших пещер она не походила ничем, кроме темноты и прохлады.
Пытаясь сдержать подступающую панику, я обошла пещеру по кругу, уговаривая себя, что выход где-то рядом, просто я проскочила нужную пещеру, ошиблась, брежу, сплю или просто спросонья плохо соображаю.