Я Береза, как слышите меня

Тимофеева-Егорова Анна Александровна

Тамара Федоровна Константинова Героем стала в июне 1945 года. Брат и сестра боевые летчики, оба многократно вступали в смертельные схватки с врагом в воздухе. Тамара - на штурмовике Ил-2, а Владимир Федорович - на По-2 в ночном легкобомбардировочном полку.

Тит Кириллович

Полеты, полеты... Все уже измотались, а передышки не было. Редели ряды штурмовиков. Погода частенько портилась, облачность прижимала к земле, машины возвращались после боевых вылетов буквально изрешеченными, и техники едва успевали их латать.

Мы продолжали летать на Косу Чушка, Голубую линию - совершали налеты на аэродромы, железнодорожные узлы, эшелоны

с техникой и живой силой противника. Штурмовали и бомбили так же корабли противника в Черном море. Такая работа требовала тщательной подготовки, и мы старательно готовились к каждому заданию.

В один из боевых дней в ожидании приказа на вылет пилоты, улегшись "солнышком" - в круг, голова к голове, - приготовились по очереди рассказывать смешные истории. Если выходило не смешно, то незадачливый автор получал щелчок по лбу (своего рода психологическая разрядка). От безделья всем захотелось есть, а обед запаздывал, так что наши взоры направились на дорогу, в станицу, откуда девушки из БАО (батальон аэродромного обслуживания) должны были привезти нам обед.

– Везут, везут!
– радостно закричал Вася Костеров, богатырского сложения москвич, первым заметивший батальонную полуторку. Но в это же самое время прибежал посыльный с КП и объявил:

– Боевой расчет, к командиру полка!

Забыв о еде, все бросились к штабной землянке.

Подполковник Козин - в гимнастерке, при орденах, без головного убора стоял у стола. Светло-русые волнистые волосы его лежали волосок к волоску, и казалось, будто он только что из парикмахерской: легкий ветерок в нашу сторону доносил запах тройного одеколона. На этот раз его заветная трубка лежала на пепельнице - расплющенной гильзе от снаряда. И Михаил Николаевич не спеша принялся объяснять нам предстоящую боевую задачу:

– На станции Салын, на Керченском полуострове, скопилось много эшелонов с техникой и живой силой противника. Ваша задача нанести бомбовый удар и штурмовку эшелонов, с тем чтобы гитлеровцы не успели перебросить их на Тамань, через Керченский пролив. Ведущим назначаю летчика Усова. Маршрут вашего полета давайте продумаем и проложим вместе. Мне кажется, идти надо бреющим над Азовским морем, выскочить на станцию внезапно и нанести удар...

Взвилась над аэродромом ракета - мы вырулили на старт и пошли по очереди на взлет.

Следом взлетают истребители прикрытие из братского полка шестерка ЛаГГ-3. Подлетая к Азовскому морю, мы начали снижаться, но тут гитлеровцы открыли по нам огонь из береговой артиллерии. На моих глазах вспыхнул и горящим факелом рухнул в море самолет капитана Покровского. Мне показалось, что на какое-то мгновение наша группа даже замедлила свой полет, а затем ведомые подтянулись к ведущему, и мы опять устремились вперед, к цели.

– Господи! За что же его?..
– вырвалось у меня с детства заученное обращение к богу.

Тит Кириллович Покровский... Он пришел к нам в полк уже боевым летчиком с тремя орденами Красного Знамени. Всех удивляло назначение капитана командиром звена. "Такого летчика, и только командиром звена?" - роптали однополчане. Ведь первый орден он получил еще за бои у озера Хасан, второй - в Испании, третий - в самом начале Великой Отечественной. Иногда Кириллыч как, мы стали звать Покровского, уважительно к его возрасту, - а был он с 1910 года, старше нас всех, - забываясь, рассказывал летчикам смешные истории, якобы происходившие с ним, и мы хохотали. Но чаще он был как-то замкнут, на долгое время уходил в себя. Однажды после ужина на аэродроме около станции Поповичевская мы устроили танцы. Покровский сидел очень грустный, ни с кем не разговаривал. Тогда я подошла к нему и пригласила на вальс.

– Спасибо, Егорушка. Пойдем лучше погуляем, - сказал Кирилыч.

И мы вышли. Вечер был теплый, светила луна. Мы направились вдоль станицы, и тут капитан поведал мне свою историю. Когда его сбили в девятый раз, самолетов в полку больше не стало. Летчиков оставалось человек пять-шесть, их отправили в учебно-тренировочный авиаполк (УТАП) для переучивания на новую материальную часть. Однако и там новых самолетов не оказалось- это был конец 1941 года.

Все, без исключения, "безлошадные" пилоты рвались на фронт. Они не хотели бездействовать в такое тяжелое время для Родины, и больше всех отправки на фронт - в любой род войск - добивался Тит Покровский. Он пошел к комиссару УТАПа и высказал о наболевшем, о том, что тревожило многих. Летчик конечно погорячился, а комиссар тут же привлек его для разборки в особый отдел...

Особист повел крутой разговор с Кирилычем - как на допросе с протоколом, заносчиво, грубо. И тогда Покровский обозвал особиста бездельником, вынюхивающем среди летчиков легкую "наживу". "На доносах зарабатываешь награду, а сам скрываешься от фронта!..." - гневно говорил пилот. Особист молча застегнул папочку с неподписанным протоколом и ушел. Понятно, был сфабрикован злостный навет. Покровского арестовали, затем его судил военный трибунал и приговорил за уклонение от фронта и антисоветскую пропаганду к... расстрелу. В полку возмутились, зароптали, а летчики, еще когда только Покровского арестовали, немедленно отправились на телеграф, где уговорили молоденькую телеграфистку принять срочную телеграмму самому председателю Верховного Совета СССР. Телеграмма дошла в срок и по назначению. Покровский был реабилитирован с возвратом звания, партийного билета и наград. После всего этого ужаса Кириллыч и получил назначение в наш 805-й штурмовой авиационный полк.

... И вот Тита Кирилловича не стало. Самолет вспыхнул и навсегда ушел от нас бесстрашный летчик, честный и мужественный человек.

После гибели Покровского мы потеряли истребители прикрытия: видимо, где-то на высоте завязался воздушный бой. А через некоторое время наша группа пересекла береговую черту и выскочила не на железнодорожную станцию Салын, а на вражеский аэродром Багерово.

На стоянке под заправкой горючим выстроилось около тридцати, а то и больше двухмоторных бомбардировщиков с крестами. Навстречу нам по взлетной полосе уже взлетали "мессершмитты". Ведущий группы Павел Усов, не раздумывая долго, открыл по ним огонь.

– Бей их, гадов!
– кричал в эфир Паша. И мы, его ведомые, ударили по фрицам из всего имеющегося на штурмовике оружия.

Усов поджег два "мессершмитта", не успевших взлететь, а мы строчили длинными очередями по стоянке бомбардировщиков. Прочесав аэродром, набрали высоту и тут же выскочили на станцию Салын. Сбросили бомбовый груз на эшелоны с техникой и живой силой противника и через Керченский пролив устремились домой.

Через несколько дней разведка доложила, что мы хорошо поработали на Багеровском аэродроме и на станции Салын. Поработали-то хорошо, да вот потеряли пять экипажей...