Я Береза, как слышите меня
Шрифт:
– Ну, как, все готово?
Те пристально посмотрели на летчика, а заговорил старший Петр Панарин:
– Все гайки на подмоторной раме зашплинтованы, шланги и трубопроводы присоединены - сам проверял, водой и маслом заправили, горючим - тоже...
– Ты лучше скажи, Петр, покороче, - остановил его летчик. Ты скажи: лететь можно?..
– На аэродроме я бы его не выпустил.
– Это почему же?
– Мотор-то ведь не опробовали, как положено, да и все делали на глазок... Вдруг раскрутка винта? Или еще что?..
– А ты еще разок проверь хорошенько - на свой глазок- тросик регулятора
– Есть, товарищ командир. Но как мы будем мотор перед взлетом прогревать? Ведь сейчас под утро тишина стоит, как у нас под Омском.
– Попросим артиллеристов. Под шумок и прогреем моторчик-то.
Так и сделали. Командир артиллерийской батареи согласился:
– Хорошо, пошебуршим малость с запасных позиций - будто пристрелкой целей занимаемся.
И вот рано утром наша артиллерия заработала. А Грудняк запустил мотор и начал его прогревать, затем дал максимальные обороты - раскрутки нет. И тогда он спустил штурмовик с тормозов и пошел!
Самолет бежал прямо на блиндажи фашистов и их траншеи. В какое-то мгновение летчик включил форсаж и уже у самого блиндажа немцев рванул ручку на себя...
Вскоре штурмовик низко пронесся над нашими войсками, покачал крыльями, как бы благодаря за гостеприимство.
Баба на корабле
В один из дней меня вызвали на КП полка и приказали вести четверку штурмовиков опять на эту косу Чушку - штурмовать только что переправившийся через Керченский пролив резерв пехоты и техники противника. Я попыталась отказаться от роли ведущего и робко попросила командира полка разрешить мне лететь в качестве ведомой.
– А кто, по - вашему, должен вести группу?
– спросил, глядя на меня в упор, Михаил Николаевич.
– Осталась одна необстрелянная молодежь. Погибли Усов, Степочкин, Зиновьев, Тасец, Пашков, Балябин, Мкртумов... Обгорел Бугров. Тяжело ранен Трекин. Ну кто, по - вашему, поведет летчиков на боевое задание?...
Командир полка отвернулся, протирая глаза перчаткой, и тогда, быстро повторив задание, я выскочила из землянки.
– В такую погоду да на такую цель только смертников посылать... проворчал пилот Зубов, узнав о вылете.
А я, вместо того чтобы разъяснить задание, как-то успокоить летчика, вдруг резко приказала:
– Всем по самолетам! Бегом!..
Не выдержала, сорвалась...
После взлета все мои ведомые пристроились ко мне, заняв каждый свое место в строю. Зашла с группой за истребителями сопровождения: они почти всегда стояли ближе к линии фронта, а мы, штурмовики, подальше. Взлетела к нам четверка ЛаГГ-3.
Я знала, что лететь к цели на косу Чушку по прямой - сквозь зенитный заслон - невозможно. Решила действовать глубоким заходом со стороны Азовского моря. Низкая облачность работала на нас. Но пока мы летели над плавнями и морем, минуты показались вечностью: ведь любая неисправность в моторе или повреждение самолета - это бесследная гибель.
Наконец, в окнах облаков показалась песчаная отмель - Чушка. Здесь вокруг таилась смерть. Она могла вынырнуть из облаков пикирующим "фоккером", с земли - зенитным снарядом, шальной пулей...
При переходе к цели мы попали под сильнейший зенитный огонь. Я оглянулась - ведомые были на местах. "С зенитками надо хитрить, - вспомнила слова моего командира эскадрильи Андрианова, - иначе непременно окажешься подбитым или сбитым. Лучше бы вовсе не связываться с ними, а уж если бить, то ту, которая стоит поперек дороги, загораживая цель...".
Готовлюсь к атаке: раскачиваю самолет, меняю высоту, скорость. Ведомые делают то же самое.
Проскочили первый пояс противовоздушной обороны, проскочили второй... Вот она - цель! Коса Чушка тянется на 18 километров и похожа на насыпь недостроенного моста через Керченский пролив. На этой узкой и плоской песчаной полосе, обмываемой двумя морями, столько фашистской нечисти собралось, что не видно и самой косы - машины, орудия, танки, люди...
Пикируем. Сбрасываем бомбы, бьем из пушек и пулеметов. Выводим над головами гитлеровцев, набираем высоту и стремительно опять в атаку. Вижу, как горят машины, что - то взрывается. Пехота бежит, танки ползут в разные стороны, давят своих же солдат. Так вам, сволочи, за все наше горе!...
Боеприпасы на исходе. Я развернула самолет в свою сторону, домой. Оглянулась - все ли со мной?
– и противный холодок пробежал по спине, затем стало жарко, а во рту сразу пересохло: нет самолета Зубова... Где он? Как же так? Сбили летчика, а я и не заметила?...
Нас осталось трое. Четверка наших истребителей сопровождения чуть в стороне вела бой.
И вот лечу, а сама все на землю смотрю: может, где увижу самолет Миши Зубова? Как же так?... Еще и накричала на него перед боем... Только перелетели линию фронта - вижу, что недалеко от плавней лежит на бугорке штурмовик, хвостовой номер "23" - это Зубов! Он и воздушный стрелок вылезли из кабины на крылья самолета и машут нам, стреляют из ракетницы.
Я сделала вираж, помахала крыльями, мол, вижу, ждите помощи - и улетела.
На земле, доложив командиру о выполнении задания, я тут же на По-2 отправилась к плавням за Зубовым и его стрелком.
Позже, когда мы с Мишей сделали немало боевых вылетов, он как-то признался мне:
– Я ведь, Анна Александровна, тогда не косы Чушки и не плохой погоды испугался, а вас. Думал, ну, Михаил, добра не жди баба "на корабле". Но когда вы сделали над нами вираж, а затем прилетели, чтобы забрать нас на По-2, сомнения мои в отношении "бабы" пропали. Уж извините...
Впоследствии к месту вынужденной посадки самолета выехала команда техников и мотористов из нашего полка и из ПАРМ(а). ПАРМ - это полевые авиационные ремонтные мастерские. Предстояло определить степень повреждения штурмовика и решить его судьбу. Можно ли на месте отремонтировать или погрузить "ИЛ" в машины, да по частям отправить в мастерские? Эту задачу всегда решал начальник ПАРМ-1 - капитан технической службы Петр Васильевич Комков, бывший моторист В.П.Чкалова. Он был мастер на все руки, особенно по мотору АМ-38. Как хороший доктор-диагностик, прослушает, простукает, затем сядет в кабину штурмовика, заведет мотор и - то на малых оборотах, то на средних, а то и на форсажном режиме все слушает, слушает. Наконец, выключит зажигание, заглянет во все отсеки мотора и только тогда сделает заключение. Все были уверены в том, что наш фронтовой "академик" всегда поставит точный диагноз - ошибок у него не случалось.