Я Береза, как слышите меня
Шрифт:
Приказы не обсуждаются - и мы полетели. Прикрывала нас четверка истребителей ЛаГГ-3, но, признаться, летать в строю последней и без воздушного стрелка было как-то неуютно...
После того, как мы сбросили бомбы на мост и выскочили на Азовское море, нашу группу перехватили "мессершмитты". "Лагги" уже вели бой с немецкими истребителями где-то в стороне. Так что в работу вступили наши воздушные стрелки, умело отбиваясь от наседавших "мессеров". Несколько раз они пытались расколоть строй штурмовиков, но напрасно. Мы летели плотно, крыло к крылу. И только один мой самолет с задней полусферы не
И снова огненная струя с близкого расстояния... Тогда я резко дала форсаж, отжала ручку управления машиной от себя - увеличила скорость, обогнала свою группу и втиснулась в нее между ведущим и его ведомым справа - Володей Соколовым. Это меня и спасло.
На разборе боевого вылета пришлось выслушать нарекания.
– Вы нарушили боевой порядок, - словно чеканил, выговаривая каждое слово и каждую букву, капитан Якимов.
– Летчик Соколов мог принять вас за противника и ударить по вам из пушек и пулеметов!
– А почему, - дерзко спросила я капитана, - когда меня расстреливали фашистские самолеты, вы не перестроили группу в оборонительный круг с оттягиванием на свою сторону?
Воцарилась тишина. Якимов покраснел. И тут, нарушив гробовое молчание, за меня вступился Володя Соколов.
– Товарищ капитан! Вы сказали, что штурмовик Егоровой я мог бы принять за вражеский. Да разве это возможно? И вообще, разве не видно, как у нее из-под шлемофона торчат концы голубой косынки вместо подшлемника?..
Летчики засмеялись, тяжелая атмосфера разрядилась. Обстрелянные летчики, как правило, весело вспоминают минуты серьезной опасности. Ее ощутимый сердцем холодок сменяется радостью видеть, дышать, жить. Возможно, потому с шуткой и говорят они об уже испытанной реальности смерти.
После этого случая мне дали Ил-2 с кабиной для воздушного стрелка. На этой машине до учебы на курсах я летала с разными стрелками - свободными от вылетов. Да и не только со стрелками. Однажды в полет, украдкой, взяла механика самолета Тютюнника. Вообще-то стрелков готовили на краткосрочных курсах из числа желающих летать и умеющих стрелять. Были среди них мотористы, механики, летнабы (летчики-наблюдатели со старых марок самолетов), даже пулеметчики из наземных частей. У будущих стрелков не было летной подготовки и они не знали сложных правил стрельбы по воздушным целям, но у них - у всех было огромное желание научиться этому делу и бить фашистов до победы. Во всех полках дивизии стали тогда распевать про стрелков незамысловатую песенку:
Крутится - вертится "Ил" над горой,
Крутится - вертится летчик герой,
В задней кабинке сидит паренек,
Должность у парня - воздушный стрелок...
Среди пареньков были и девушки - Саша Чуприна, Лена Ленская. Были "пареньки" и в возрасте отцов. У нас в полку, например, бывший летнаб - Сергей Михайлович Завернин - из села Корпогоры Архангельской области. Словом, когда я вернулась с курсов штурманов и адъютант эскадрильи предложил мне выбрать стрелка, я удивилась:
– Что значит выбрать? Если есть свободный стрелок, давайте его мне. А брать его из экипажа, в котором летчик и воздушный стрелок слетались, - такое не годится.
– У нас тут есть один, безэкипажный, да какой-то странный. Мы его хотим отправить из полка в наземные части. А вы теперь на правах замкомэска имеете право выбрать себе хорошего воздушного стрелка.
– Как фамилия стрелка, которого хотите отправить?
– Макосов.
– Давайте его мне.
– Настоятельно не советую, товарищ лейтенант, - заметил адьютант.
– И все-таки пришлите стрелка, пожалуйста, к моему самолету, - попросила я.
Вскоре, разговаривая на самолетной стоянке с инженером эскадрильи Шурхиным и техником-лейтенантом Степановым, я услышала сзади себя смешок:
– Вот я и явился.
Оглянулась. Стоит мальчишка лет от силы восемнадцати, с круглым лицом, расплывшимся в улыбке, от чего на тугих розовых щеках образовались ямочки. Пилотка бойца сдвинута на затылок, а чубчик светлых волос старательно зачесан на бочок.
– Вы кто такой?
– спросила.
– Сержант Макосов. Адъютант капитана Бойко послал вот к вам.
– Ну и что же? Докладывайте, сержант Макосов, о прибытии.
– Да чудно как-то. Я ведь первый раз вижу летчицу.
И он опять захихикал, переступая с ноги на ногу, явно не дружа со стойкой "смирно".
– Вас кем прислали в наш полк?
– Воздушным стрелком.
– Вы раньше летали когда-нибудь?
– Я курсы стрелков окончил и все...
– Хотите воевать стрелком?
– Очень хочу, но мне летчика не назначают.
– Вы хорошо знаете материальную часть кабины, ракурсы стрельбы и силуэты вражеских самолетов?
– Знаю.
– Хорошо. Завтра буду принимать у вас зачет.
На второй день с утра я увидела Макосова в кабине штурмовика. При опросе он отвечал мне без запинок, не переставая улыбаться. Так и стали мы с ним летать на боевые задания.
Я, пожалуй, ни за что бы не согласилась быть воздушным стрелком на Ил-2. Страшно все-таки. Сидит стрелок спиной к летчику в открытой кабине. Перед ним полутурель с крупнокалиберным пулеметом. Когда фашистский истребитель заходит в хвост штурмовика и в упор начинает расстреливать его - ну, как такое выдержать? У воздушного стрелка ведь нет ни траншеи, ни того бугорка земли, за который он мог бы укрыться от пуль. У него, конечно, в руках пулемет, но управление-то самолетом у летчика, и прицеливаться стрелку, когда летчик, маневрируя, бросает самолет из стороны в сторону, очень трудно. А еще бывает и так - вдруг пулемет замолчит от неисправности или когда кончатся патроны... Нет, ни за что бы не хотела я быть стрелком на штурмовике.
Макосов же с первых боевых полетов вел себя довольно активно. Увидев самолет противника, он тут же давал выстрел из ракетницы в его сторону, предупреждая всех об опасности. Когда я, уходя от цели, переводила самолет в набор высоты, Макосов строчил из своего пулемета по наземным целям. Хвост моего самолета был прикрыт надежно. Больше того, воздушный стрелок передавал мне по переговорному аппарату все, что видел и на земле, и в воздухе.
– Товарищ лейтенант, - то и дело слышу теперь, - справа из лесочка бьет зенитка!